Поезд. Бремя танцора

Женщина испуганно вскрикнула и начала креститься.

29.

Коля шёл по Комсомольскому, в обиходе называемом компросом, не замечая, что за шиворот ему лился холодный дождь. Как там в песне? «Для них, членистоногих, мы старые хрычи», это про девочек, обычно плавно плывущих по проспекту, как по подиуму. Сейчас девочки-малолетки скрылись, не сезон. У Гостиного двора девчушка в костюме тигра зазывала покупателей в ярко освещённый магазин. Ей хорошо, подумал Коля, у неё есть крыша над головой и кусок хлеба. Она пританцовывала, стоя на возвышающейся тумбе, изображая безудержный оптимизм.

Факты, факты… Нужно сопоставить все факты. Лариса гуляла с Женей по кабакам и после этого исчезла. Глеб столкнулся с Женей, и его убили. Некий товарищ выгреб все документы о Стаценко. Некий паренек ворошит бумаги Лёни Баскаева. Такое впечатление, что они, какие-то странные люди с неузнаваемыми лицами, все время соревнуются с Колей – эти неопределённые герои – в том, кто быстрее схватит информацию. В том, что эта информация интересует не только его одного, не оставалась никаких сомнений.

А может, это уже паранойя, как у Оксаны. Но её смерть – вовсе не паранойя. Он вспомнил фильм про нобелевского лауреата, у которого были галлюцинации. Через много лет он понял, что друг юности существовал только в его воображении.

Оксану убили не в фильме. Задушили и бросили в мусорные баки, стоящие за театром в центре города. А дело до сих пор не раскрыто.

Как-то он встретил её сестру, известную в городе аферистку и обладательницу то ли пяти, то ли шести штампов о замужестве. Она умудрилась в смутные годы перестройки «нагреть» жуликов, заняв у них большие деньги, и по всем законам, должна была давно сидеть, но как-то выкрутилась. Только отдельные кредиторы смогли вернуть свои деньги, которые не остановились бы ни перед чем. Поговаривали, что у неё были влиятельные друзья, которые дали какие-то гарантии. К тому же, её уже почти посадили в камеру предварительного заключения, но она немедленно предоставила справку о беременности.

Сразу после похорон сестры, с кучей носовых платков, в которые постоянно сморкалась, вытаскивая фотографию Оксаны, она действительно производила впечатление убитой горем близкой родственницы.

Коля с ней был мало знаком, как и с Оксаной. Перед его глазами проявилась фотография с похорон, и знакомый силуэт Жени на ней. Олеся так яростно предлагала разделить с ней горе, что ничего не оставалось делать, как смотреть на эти фотографии. Между тем, при жизни сёстры были заклятыми врагами. Кажется, начинал припоминать Коля, речь шла о какой-то квартире, принадлежавшей Оксане, но явившейся яблоком раздора между двумя женщинами. После смерти Олеся стала жить в этой квартире, что как-то очень смутно навеивало мысль о том, что смерть сестры тоже была ей очень кстати, тем более в тот момент она рассталась с очередным мужем.

Олеся вряд ли что прояснит, потому что насквозь лжива и театрально-бездарна. А Женю – его знают все и не знает никто. Он просто всегда везде присутствует, как декорация, которая почему-то хочет ещё есть.

Надо остановиться, это невозможно. Надо прочесть, что в этой папке. Прямо сейчас. Коля свернул в какой-то бар в подвале и увидел свободный столик. Дрожащими руками стал развязывать тесёмку.

С мокрых волос капало, он откинул их резким движением, достал простую резинку из кармана и с каким-то остервенением сделал хвостик.

Афиши спектаклей, это всё понятно. Приглашения на стажировку… Да, я помню, они пришли в дикий восторг, эти французы… Его сразу пригласили на закрытый фестиваль памяти Айседоры Дункан.

Он тут же придумал зарисовку – шарф Айседоры. Он хотел развеять то ли миф, то ли факт, то ли устоявшуюся версию, что она была задушена собственным шарфом, вернее, сыграть два разных финала. В общем, его радость была такая взрывная, что он нас просто всех перецеловал – перекружил…

Вот фотографии со спектаклей, на которых мы завоевывали первые места…

– Молодой человек, вы что-нибудь заказывать собираетесь?

– Да-да, принесите пока пива, спасибо, – от неожиданности Коля уронил какой-то листок бумаги на пол.

Девушка-официантка постаралась изобразить любезную улыбку, хотя было понятно, что ей неприятен жалкий вид стареющего юноши с мокрыми волосами. Коля поднял листок с пола.

«Как страшно быть камнем, поросшим забытой травой.

Как страшно стремиться к свободе, зовущейся Смерть.

Но солнце восходит в рассветной тиши заревой,

И птица стремится крылом неизбежно задеть.

От взмаха крыла расступается чёрная твердь.

Я больше не камень в блестящей оправе оков.

Легко и воздушно, не страшно теперь умереть,

Отбросив всю бренность ненужных движений и слов».