Я подхватила свои ботинки с настила и загляделась на длинный дощатый променад – бесконечность, сработанную из тикового дерева, а рядом вдруг возник Зак с большим стаканом кофе для меня – на посошок. Мы стояли, глядя вдаль, на воду. Солнце садилось, небо окрасилось в бледно-розовый цвет.
– Скоро увидимся, – сказала я. – Или даже очень-очень скоро.
– Вот-вот, Рокуэй-Бич западает в душу.
Поглазев на серфингистов, я пошла гулять по улицам между океаном и линией надземки. Когда я направлялась обратно к метро, что-то повлекло меня к крохотному участку за высоким, каким-то обветренным забором из досок и кольев. Похожие заборы оберегали безопасность крепостей, которые мы с братом строили в детстве по образцу форта Аламо. Ошметки железной сетки служили подпорками для досок, а на заборе болталась привязанная белой веревкой рукописная табличка: “Продаю. Собственник”. За высоким забором ничего было не видать; я встала на цыпочки, украдкой заглянула в трещину в дощечке – так заглядывают в глазок в музейной стене, чтобы увидеть “Данное”[27]
– последний бой Марселя Дюшана. Участок был примерно двадцать пять футов в ширину и неполных сто футов в длину – столько земли обычно выделяли рабочим, которые в начале ХХ века строили здесь парк развлечений. Некоторые собственноручно возвели на участках какие-то жилища, и несколько таких построек сохранилось до наших дней. Я отыскала еще одну брешь в заборе, присмотрелась к участку повнимательнее. Маленький двор зарос травой и буквально ломился от таких богатств, как ржавый металлолом, штабеля покрышек да рыбацкая лодка, водруженная на кривой прицеп, почти заслоняющая от взглядов домик типа “бунгало”. В метро я пыталась читать книгу, но никак не могла сосредоточиться: меня настолько пленили Рокуэй-Бич и дряхлое бунгало за облезлым дощатым забором, что ни о чем другом я думать не могла.Спустя несколько дней, бесцельно бродя по городу, я вдруг обнаружила себя в Чайнатауне. Должно быть, на прогулке я замечталась, потому что, очнувшись, удивленно уставилась на витрину, где были выставлены утиные тушки – вывешены на просушку. Мне срочно потребовался кофе, и я устремилась в какую-то маленькую кофейню, села за столик. Увы, оказалось, что кафе “Серебряная луна” – вовсе не кафе, но, стоит туда зайти, уйти невозможно. В воздухе висел нежный аромат чая, которым здесь натирали деревянные столы и половицы. На стене висели часы без часовой стрелки и выцветший портрет астронавта в голубенькой, как детские ползунки, пластмассовой рамке. Меню здесь не имелось, кроме ламинированной картонки, на которой были нарисованы четыре тарелки с почти одинаковыми булочками маньтоу, и на каждой булочке посередке – маленький выпуклый квадрат, красный, синий или серебряный, словно оттиски блеклого сургуча. Начинку тут, наверно, выбирали по принципу лотереи.
Ивы, Сент-Клер-Шорз
Я расстроилась, потому что в тот момент была готова отдать жизнь за чашку кофе, но встать и уйти не могла – просто сил не было. Верно, аромат улуна оказывал снотворный эффект – совсем как маковые поля в стране Оз. Какая-то старуха ткнула меня пальцем в плечо, и я выпалила: “Комплексный”. Старуха ушла, что-то буркнув на китайском. Под одним из столиков покорно сидела маленькая собачка, наблюдая за движениями старика, который держал в руках йо-йо. Он вновь и вновь пытался подманить собачку – завлечь своим искусством управляться с йо-йо, но та отвернулась. Я пыталась не следить за скачками йо-йо по веревке: вверх, вниз, а потом вбок. Должно быть, меня сморило, потому что, когда я открыла глаза, передо мной стояли стакан с чаем улун и узкий бамбуковый поднос с тремя булочками. Посередине лежала булочка с блеклым синим оттиском. Я понятия не имела, что это значит, но решила приберечь ее напоследок. Булочки, лежавшие слева и справа, были вкусные. Но начинка в средней стала откровением: паста адзуки с изысканной текстурой, с ароматом, который долго держался во рту. Я расплатилась по счету, и стоило мне только прикрыть за собой дверь, старуха перевернула табличку “Открыто” обратной стороной, хотя внутри еще оставались посетители, а также собачка и йо-йо. У меня появилось четкое ощущение: если я сейчас повернусь и вернусь той же дорогой, от “Серебряной луны” не останется уже никакого следа. Кофе требовался мне по-прежнему, и я зашла в кафе “Атлас”, а потом направилась на Канал-стрит, чтобы сесть на метро. Купила в автомате карточку “МетроКард”, зная, что рано или поздно ее потеряю. Жетоны нравятся мне гораздо больше, но они остались в прошлом. Прождав минут десять, я села на экспресс до Рокуэя, чувствуя необъяснимое воодушевление. Мой мозг перематывал события вперед со скоростью, которую невозможно переложить на обыкновенный людской язык. В вагоне было почти пусто, и к счастью, потому что я почти всю дорогу расспрашивала сама себя. Когда поезд подъехал к “Брод Чэннел” и до Рокуэй-Бич остались всего две остановки, до меня дошло, что, собственно, я задумала.