Утро они встретили вместе: дед Митроха — на скамейке, в приворотье, аист — на берегу курьи. И старик ревниво глядел, чтобы кто-нибудь не покусился на покой птицы. Потом аист улетел. Старику тоже надоело сидеть на одном месте, захотелось ноги размять, прогуляться, — уж сколько месяцев дальше подворья никуда не ходил. Он пересек низину, постоял у ключа, наблюдая, как тот кипит, настырно взбулькивает со дна; дошкандыбал до курьи, обогнул ее вершину и тропкой, по разлогу, поднялся на крутояр, на край чистого и ровного луга. За лугом, закрывая собой реку, вставали густые высокие тальники, над которыми могуче вскинули вершины два старых тополя. Там, сквозь небольшой прогал, старик увидел низенькую зеленую палатку. Чуть в стороне от нее взнимался, пронизывал кусты сизый дымок. Сам не понимая почему, старик, насторожился. «Вона, гости у нас. Первые в нонешнем сезоне, самые ранние. Под вечер, наверно, причалили да и заночевали… Мотора, однако, не слышно было. Поди, на простой лодке сплавляются… или на резиновой. А то — на плоту. Бродячего люду стало летом по тайге — хоть отбавляй. Куда только не лезут, где только не шарятся. И каждый норовит мясом, рыбой набить кули… А эти — что за мужики да откудова?» Любопытство таежника и все та же настороженность подстегнули старика, и он поковылял поперек луга прямиком к палатке. Но оттуда, из прогала в кустах, вышел человек и направился ему навстречу. Старик остановился.
Подошел высокий парень в светлых — японских, дед Митроха такие уже видывал — болотных сапогах, в дерюжных штанах на блестящих заклепках и синем свитере с двумя желтыми полосами через грудь; патлатый, черная бородка скобой от уха до уха, на лоб надвинута синяя шапочка с белым помпоном, похожим на заячий хвост, в зубах — сигарета. С плеча парня свисал пустой рюкзак.
— Здоро́во, дед.
— Будь здоров, мил человек.
— Ты, дед, здешний, абориген?
— Кто такой, говоришь?
— Ну… из этой деревни?
— Другой тут, вроде бы, и нету-ка, — с ухмылкой поглядел по сторонам старик. — А вы откудова будете, ежели не секрет?
— Из Читы.
— Вона. Издалека. Добирались-то как?
— Сперва самолетом. Потом на конях. Плот сколотили и — пошел.
— Смелый народ… Реку-то хоть знаете?
— Карта у нас, — уверенно ответил парень. — По ней все видно.
— Все, да не шибко, — предостерег старик. — До Большого порога, Бороной мы его зовем, еще ничего, дойдете, а там…
— Что «там»?
— А то. Сурьезный порог. Его на доброй лодке не каждый пройдет, а на плоту — вовсе рисково. Сколь он плотов за мою память порасхлестал — не пересчитать… Борона так Борона. С ней надо осторожно. На полкилометра зубья раскидала. Гляди да гляди. Чуть где сплоховал — и дело труба. В щепки, в клочья разнесет.
Парень снисходительно усмехнулся:
— Да не пугай, дед. Нам не впервой. Всякие пороги видали.
— Ну-ну, глядите.
— А что — до самого устья Черемной больше ни одной деревни? — спросил парень.
— Раньше были. Да еще какие. Сколь хлеба сеяли, сколь скота держали — у-у!.. Старуха моя была из тех краев. Девкой, невестой вывез я ее оттудова на коне… А теперь там ничего нету. Опять — глушь, как в стародавние времена. Поля, огороды, покосы — все кустами да дурь-травой позарастало. Сохатые теперь там пасутся, козулешки бегают.
— Сохатые, говоришь? — навострил парень ухо. — Проверим… И на карте тоже чисто, нету в низовьях деревень. Карта — новая. Так мы решили тут у вас картошки подкупить. Ребята меня послали. У тебя, дед, найдется лишних ведра два? Не всю же за зиму съели. Продашь?
— Продать не продам, торговать не привыкли, а так — бери сколь унесешь, — посулил старик. — Идем.
Дома, в избе, он поинтересовался:
— Команда-то у вас большая?
— Трое.
— Подходяще. Боле и не надо. — В проеме между печкой и наулочной стеной старик откинул две короткие плахи — крышку подполья. — Лезай. Набирай сам.
Но парень будто позабыл, зачем пришел. Он туда, сюда вертел головой, осматривая кухню. Ввалился в горницу и там тоже оглядел все стены и углы. Спросил:
— У тебя, дед, нету старинных икон? Я куплю.
Дед Митроха искренне удивился:
— Для чего тебе? Верующий, что ль, молиться будешь?
— Собираю. Для коллекции.
— А… Да откуль им быть-то, иконам? Их еще в двадцатых годах почти все повыкидывали.
— Во всей деревне ни у кого нету?
— Не знаю, — пожал плечами старик. — Это надо походить, поспрашивать. Может, у какой прижимистой да хитрой бабки и уцелели.
— Усек. Поспрашиваю. Сейчас картошку отволоку и прошвырнусь по деревне… В подполье, говоришь, лезть надо?
— Бона, за печкой. Ныряй.
Парень боком протиснулся в проем, скрылся под полом.
— Из левого угла бери, — предупредительно сказал старик, наклоняясь над лазом. Там самая хрушка́я… Не стесняйся, полный рюдзак набирай, чтоб на всю путешествию хватило. Картошка добрая, рассыпчатая. Съедите за милую душу.
Потом он помог парню взять за спину, на обе лямки, под завязку нагруженный рюкзак, проводил городского гостя за ворота. Тот обернулся: