Поезд на рассвете

— А все ж таки чудные мы, люди. От живешь, бегаешь туды-сюды, бьешься, як рыба об лед, тянешь свою лямку. Тяжко бувае — силы нема терпеть, клянешь все на свете… а вспомнишь про то, что скоро тебе прощаться с этим светом, и жаль берет. Хоч двести лет проживи — помирать, наверно, будет неохота. — Он замолчал, пощадив хлопцев, успокоил обоих ласковым и мудрым взглядом: — Вы еще маленькие, цього не понимаете. Вам жить та жить. Ген-ге-е-ен, як долго… Бог дасть — може, и войны не будет на вашем веку.

— А тебе, дедушка Мирон, — сказал Володя, — разве не долго жить? Вон ты какой крепкий. До ста лет доживешь.

Ничего не ответил на это дед Мирон. Только повздыхал… Потом неожиданно попросил:

— Ты от, Володи мир, книжо́к багато читаешь. Расскажи нам с Юркой кой-чего, а мы послухаем. Расскажи хоч трошки, все веселей будет.

— Про что рассказывать?

— Про що хочешь. Сам выбирай.

Володя встал, весь как-то вытянулся, напряг шею, тряхнул руками, точно хотел выпорхнуть из отцовского кителя, и начал немного нараспев:

Не називаю її раєм,
Тії хатиночки у гаї
Над чистим ставом край села.
Мене там мати повила
І, повиваючи, співала,
Свою нудьгу переливала
В свою дитину… В тім гаю,
У тій хатині, у раю,
Я бачив пекло…

— Молодец. Он, як складно! — не удержался дед Мирон, чтобы не перебить Володю в благодарном порыве. — Дальше диктуй.

Володя продолжал:

…Там неволя,
Робота тяжкая, ніколи
І помолитись не дають.
Там матір добрую мою,
Ще молодую, у могилу
Нужда та праця положила…

Он запнулся, будто позабыл слова…

— Нужда та праця положила, — тихо повторил дед Мирон. — Диктуй, диктуй. Слухаю.

Дальше было — про отца: он тоже не вытерпел тяжкой доли, умер на панщине, а дети пошли по людям, расползлись, «мов мишенята».

А сестри! Сестри! Горе вам,
Мої голубки молодії,
Для кого в світі живете?
Ви в наймах виросли чужії,
У наймах коси побіліють,
У наймах, сестри, й умрете!

В этом месте Володин голос от волнения потерял опору и чуть не сорвался. Володя перевел дыхание.

— Все, конец? — грустно спросил дед Мирон. — Може, дальше есть? Повспоминай.

— Ага, есть, — подтвердил Володя. — Сейчас… Дальше так:

Мені аж страшно, як згадаю
Оту хатину край села!
Такії, боже наш, діла
Ми творимо у нашім раї
На праведній твоїй землі!
Ми в раї пекло розвели…

Володя вдруг замолк.

— Больше не знаю… забыл.

Но дед Мирон был и тем доволен.

— Складно, — похвалил он стихи, а заодно и чтеца. — Ач, як складно, господи! Хто ж придумал такое?

— Шевченко, Тарас Григорьевич, — сказал Володя.

— Велыкая людына, — вздохнул дед Мирон. — И мудрая… О-хо-хо, життя ты наше, життя…

Несильный, но внезапный ветер взметнулся, потрепал прибрежную осоку, прошумел по камышам — где-то там же опять и затаился… Близко у камышей, отдельно от стада, ходили три коровы. Две красные, каких в гурте было больше всего, третья — рябая, черно-белая, одна такая в гурте. Юрка заприметил ее сразу, еще утром: рябая все время держалась особняком, будто нарочно хотела показать, что она особой масти. И далеко не отбивалась, но и стадо к себе не подпускала.

— Куды она их тянет? Заверни рябую, Юрко, — попросил дед Мирон.

Размахивая хворостиной, Юрка побежал заворачивать:

— Гей, гей! А ну, назад, рябая.

Обратно он пошел по берегу. Всегда любопытно заглянуть в таинственную, скрытую от глаза глубину речки; может, рыбешка где промелькнет; а может, кроме рыбы, раков, жуков и лягушек там живут и еще какие-то, неведомые тебе существа. Поди знай… В воде что-то блеснуло. Юрка остановился… Нет, не рыба. Это  ч т о - т о  было неподвижным. Подошел ближе. Винтовка!! На дне речки — теперь уже ясно различимая — лежала боевая винтовка. Целехонькая: ствол, затвор, ложа — все как есть.

— Володя! — крикнул Юрка, а по спине его побежал колючий холодок, будто колодезной воды плеснули за шиворот. — Скорей сюда!

Подбежал Володя:

— Мина?

— Нет… Вон, — показал Юрка. Володя склонился к воде.

— А, винтовка.

— Що там нашли? Не трожьте! — предупредительно помахал кнутом дед Мирон и поспешил к ним. — Не трожьте! Чуете?

— Винтовку Юрка нашел. Утопленную, — сказал Володя.

Дед Мирон присел на корточки, разглядывая находку.

— Ач, лежит, сатана. Хоч зараз бери та иди воюй.

Достать винтовку — и верно не составляло трудности. Речка в этом месте была мелкая — деду Мирону, пожалуй, не выше колена. Да и в воду лезть не надо: крюковатой палкой подцепил — и винтовка на берегу. Но Юрку сейчас больше занимало не то, как ее вытащить и что с нею делать, — а как она очутилась в речке.

— Немецкая, — определил Володя.