Поезд на Солнечный берег

Мышкетерский перехватчик полз над землей, обшаривая фарами закоулки. С тех пор как разладилось искусственное солнце, вернулась Ночь, непроглядная, будоражащая воображение тысячью страшных сказок. Город узнал, что такое мрак, и это открытие перевернуло все его представления о мире, до той поры незыблемом. Многие люди почувствовали, как их охватывает суеверный ужас; многие, наоборот, обрадовались. Мрак дарил им вседозволенность, свободу от всех и вся; густой пеленой он покрывал их самые темные дела и толкал на новые, еще более дерзкие, суля безнаказанность и забвение. В охваченном эпидемией Городе царил хаос, но кто-то еще пытался сохранить видимость порядка, чтобы удержать в узде отчаявшихся людей, — и поэтому перехватчик лениво продвигался вперед, выискивая подозрительные признаки жизни.

Спрятавшись за грудой пустых ящиков, Филипп ждал. Никого не обнаружив, аэромобиль поднялся и медленно двинулся прочь, все так же беспокойно водя фарами.

Филипп перевел дыхание и с трудом поднялся из своего убежища. У его ног струилась вода, сбегая ручейком к решетчатому люку. Впереди и позади него лежала тьма, на соседней улице кричали пьяные голоса. Филипп сунул руки в карманы и пошел вдоль ручья.

Шагов через сто перед ним выросли тени. Первая схватила его за плечи и притиснула к стене, дыша в лицо перегаром.

— Ты кто такой? Чего ты тут бродишь? Убирайся, покуда цел!

Луч света из карманного фонаря ударил ему в лицо. Филипп прикрыл глаза ладонью.

— Я ищу одну девушку. Ее зовут Ада. Вы случайно не знаете ее?

— Гляди-ка, он спятил! — захохотали тени. — Вот славно!

— Так говоришь, ее зовут Ада? — спросила одна из теней. — Пошли с нами!

Тени подхватили его под руки и со свистом и улюлюканьем поволокли за собой. Филипп не сопротивлялся. Мелькнули тяжелые ворота, захламленный пустырь, дом с покосившимися стенами. Тени долго стучали кулаками в дверь, снабженную маленьким окошечком, и переговаривались с кем-то невидимым за ней. Наконец дверь отворилась, и тени увлекли Филиппа внутрь. Гремучая музыкальная волна накрыла его с головой; тесный зал был полон извивающихся в танце женщин. Звероподобные официанты разносили напитки. Тени выхватили из груды тел одну девицу и подвели ее к Филиппу.

— Вот твоя Ада!

Накрашенные глаза в черной кайме обратились на молодого человека.

— Очень приятно, — хрипло промурлыкала девица и взяла его за локоть. Тени гоготали.

— Нет, — сказал Филипп, — это не она.

— Можешь называть меня как хочешь, — шепнула девица, повисая на нем, — я твоя.

Филипп молча и серьезно посмотрел на нее. Неожиданно она отшвырнула его руку и, резко повернувшись, ушла. Филипп тронулся к выходу; вышибалы загородили ему дорогу, потребовав выходную плату. В карманах Фаэтона нашлось несколько сушек, и вскоре он очутился на мостовой. Дверь, рявкнув железом, обрезала несущуюся ему вслед музыкальную волну.

Шаг за шагом он углублялся в ночь, сторонясь освещенных мест и зорко вглядываясь в небо, из которого в любую минуту могла опуститься мышкетерская машина. Филипп никого уже не боялся, но сама мысль, что его схватят прежде, чем он найдет Аду, была ему невыносима. С той поры, как юноша навсегда покинул свой дворец и прежнюю жизнь, он не терял надежды отыскать свою любимую; он выжил только благодаря этой надежде, и лишь она одна поддерживала его, когда больше не на что было надеяться.

Шум, коснувшийся его слуха, заставил его остановиться. У левой стены стояли мусорные баки, в которых кто-то копошился, — в воздух подлетали объедки, тряпье, какие-то обертки. Неожиданно возня прекратилась. Филипп подошел ближе, и громадный субъект выскочил из бака, потрясая новехоньким дыроколом. Шерсть на субъекте стояла дыбом, он бешено вращал глазами.

— Проваливай! — провизжал субъект. — Не возьмешь! Это моя помойка, я ее застолбил за собой. Брысь отседова!

— Успокойтесь, — сказал Филипп. — Я не хотел…

— Мое, никому не отдам! Проваливай, проваливай! — субъект наступал на него, трясясь как в лихорадке.

— Амадей? — несмело спросил Филипп.

Кот (ибо это был именно он) опустил дырокол и молча разглядывал Филиппа.

— Ваша физиономия мне знакома, — наконец изрек он. — Не исключено, что мы с вами встречались в прошлой жизни. Не припомню только, в какой именно.

— Мы жили в хрустальном дворце, — напомнил Филипп. — Вы еще спасались у меня от… стрижки.

— Весьма возможно, — согласился Амадей. — Я и впрямь жил в каком-то фантастическом жилище, но теперь, увы, все переменилось. Постойте! Филипп?

— Он самый.

— Сколько лет, сколько зим! — расчувствовался кот. Он заткнул дырокол за пояс и церемонно обнял Филиппа, дважды прижав его к груди — сначала к левой стороне, а затем к правой. — Послушайте, вы и впрямь не претендуете на мою помойку?

— Нет.

— Тогда я вас угощаю. Садитесь. Посмотрите, что я нашел: целую банку акульей тушенки, почти непочатую. Не хотите?

— Нет.

— Зря, — задумчиво обронил кот. — Так что с вами стало?

— Я ищу Аду, — сказал Филипп. — Ту девушку, о которой я вам рассказывал, помните?

— Ах да! Любовь и прочая дребедень. Премного благодарен. Сыт этим по горло.