Поезд на Солнечный берег

Через десять минут после перерыва счет был уже 3:3. Имели место: два пенальти, одно удаление, пять желтых карточек, шесть замен, одна стычка в штрафной «львов», в ходе которой большинство досок было отодрано от ворот и пущено в ход, а также тринадцать попыток забить, четыре из которых увенчались-таки успехом. Пока «пушкари» были в большинстве, но тут херувим совершил непоправимую ошибку, проскакав по поверхности озера. Сей фокус наверняка не удался бы ему, если бы он не мчался по головам соперников, которых его товарищи объединенными усилиями в это озеро затолкали. Раздраженный Коленце показал защитнику за фокус вторую желтую карточку, и херувим, поправив напоследок золотистые волосы и пнув для острастки кудрявого полузащитника, покинул поле. От каждой команды оставалось теперь лишь по 9 человек из 11.

— Интересно, что напишет пресса после этого матча, — сказал Филипп.

— То же, что и всегда, — отозвался Мистраль. — Что судья был подкуплен, а некоторые игроки нарочно играли слабо и делали ошибки, чтобы команда проиграла.

— Ты думаешь, Коленце и впрямь можно подкупить? — заинтересовался Филипп. Честно говоря, ему трудно было представить себе человека, который бы отважился на нечто подобное. Даже один взгляд на свирепую физиономию судьи наводил оторопь.

— Ну, если Коленце неподкупен, как некоторые утверждают, — протянул Мистраль, — тогда становится даже как-то обидно за людей. Они-то стараются, распространяют слухи о его продажности, а получается, что все зря.

На поле между тем кипела битва. Нападающие «львов» пытались преодолеть насыпь, но «пушкари» обстреливали их кольями и вообще членовредительствовали вовсю. Коленце пришлось остановить игру, чтобы сделать внушение, и после этого битва закипела с удвоенной силой.

— Кажется, игра переходит в силовую фазу, — констатировал Мистраль со вздохом.

— Похоже на то, — согласился Филипп. — Не могу понять, как они в древности могли бегать по совершенно гладкому полю. Это же, наверное, было смертельно скучно.

— Я попробовал описать нечто похожее в своем романе, — признался писатель. — Ничего не получилось. Думаю, тогда игра и впрямь была не очень зрелищной. Три замены вместо десяти, пенальти на одиннадцати метрах вместо двадцати…

— Ты пишешь очередную книгу? — спросил Филипп с интересом. По правде говоря, он не читал книг Мистраля, но считал невежливым не справляться о его работе.

— Вообще-то я сейчас ничего не пишу, — признался Мистраль. — Ни очередного, ни внеочередного. Мне надо подумать.

— О чем?

— О моей работе. О ее смысле.

— А в работе вообще нет особого смысла, — пожал плечами Филипп. — Ни один человек не работал бы, если бы у него был выбор.

Тень Мистраля, удобно пристроившись в кресле, слушала их разговор.

— Ты так говоришь, словно работа — это всегда принуждение, — довольно сухо, и даже не пытаясь эту сухость скрыть, ответил писатель.

— Так оно и есть, — отозвался Филипп. — Подумай сам: ты продаешь бесценное время своей жизни за деньги, которые явно не могут его возместить, и тратишь его на общение с болванами-сослуживцами и идиотами-начальниками. Что может быть бессмысленнее этого?

— Послушать тебя, так тебе всю жизнь приходилось трудиться, — хмыкнул Мистраль.

— Мне хватило и трех дней, — признался Филипп. — После этого я понял, что уж точно не захочу заниматься этим всю жизнь. — Он улыбнулся. — Нет, ну конечно, твою работу я вовсе не имел в виду. У тебя все-таки не работа, а творчество.

— В творчестве куда больше работы, чем думают, — со смешком заметил Мистраль.

— Вот как?

— Да. Понимаешь, творчество — это формула, которая включает в себя многие составляющие, и работа здесь занимает не последнее место.

— Особенно когда герои уже давно для тебя не существуют и абсолютно тебе не интересны, — ехидно вставила тень. Мистраль раздраженно покосился на нее; но Филипп, казалось, ничего не слышал.

— А как же вдохновение? — спросил он, поглядывая на поле, где не творилось совершенно ничего занимательного, и только мяч бестолково метался туда-сюда между игроками.

— Вдохновение может подсказать разве что идею, — пояснил писатель. — Ты смотришь новости, говоришь с людьми или думаешь о чем-то своем, и вдруг ни с того ни с сего натыкаешься на идею — сюжета, характера, чего угодно. Дальше надо ее додумывать, сочинять детали и все время следить, чтобы из множества путей развития выбрать самый выигрышный. Это работа. Составить план книги — это тоже работа. Подобрать первую, единственно верную фразу для начала романа — опять-таки работа. И написание книги, если отвлечься от деталей, есть работа в чистом виде. Потому что вдохновение не будет сочинять за тебя книгу, оно лишь помогает сделать первый шаг… не знаю, как правильнее объяснить. — Он поморщился. — На самом деле все это очень сложно.

— Я и не думал, что ты так увлечен своим делом, — заметил Филипп. Горячность Мистраля, так резко контрастировавшая с его обычным равнодушным безразличием, понравилась ему.

— Да, я… — Мистраль смешался. — Конечно.

Тень зевнула и далеко вытянула ноги.