Поезд на Солнечный берег

Истребитель мчал его, делая головокружительные виражи. Бортовой компьютер управлял отлично и между делом рассказывал скабрезные истории, не переставая следить за дорогой. Особенно компьютер тащился от историй о Красной Шапочке, Сером Волке и его бабушке. То, чем они занимались, превосходило все мыслимое и немыслимое. Перо Перро побледнело бы, а вот Филипп мучительно краснел. Ему подумалось, что пора заняться воспитанием компьютера, но как за это взяться, он себе решительно не мог представить. Со своей стороны, компьютер даже не догадывался, в какое неловкое положение он ставит хозяина.

— Я тебя развлек? — развязно осведомился он, заваливая (в который раз) бабушку в кровать на пару с Шапочкой и Волком.

— Дальше некуда, — ответил Филипп с горечью.

На мгновение ему захотелось, чтобы пошел дождь, но он вспомнил, что едет к Аде, и воспрянул духом. Компьютер замолчал и стал пересказывать сводки погоды, военных действий против цветов-мутантов, курса бублика к сушке и сушки — к дырке от бублика. Филипп, не удержавшись, приказал своему собеседнику замолчать, и тот, извинившись, послушно онемел.

В девять часов ночи, когда солнце светит особенно ярко, Филипп подлетел к площади Бессмертия и замедлил ход. Не дожидаясь, когда истребитель приземлится, он вылетел из машины. Ноги его коснулись асфальта, и почти в то же мгновение он увидел Аду. На ней было платье из сплошных стразов, ослепительное, переливчатое, мерцающее, обшитое снизу стразовой же бахромой, и красота девушки сверкала в нем ярче драгоценных камней. Забывшись, Филипп смотрел на нее так, словно увидел впервые.

— Это ты? — спросил он, не веря своему счастью.

— Я.

— Здравствуй.

— Здравствуй…

Она была так хороша, что у Филиппа невольно сжалось сердце. Он изнемогал от нежности к ней, к ее прелестным, мягко улыбающимся губам, задумчивым глазам, маленьким мочкам ушей, приросшим к прозрачной коже; и, повинуясь непреодолимому желанию не только видеть, но и чувствовать ее рядом с собой, он взял ее за руку.

— Мне нравится, — заметил он, имея в виду ее платье.

Ада нравилась ему вся, но он не решался сказать ей об этом. Вообще, в ее присутствии Филипп немного терялся, и от этого на него нападала ужасная робость.

— Это твоя? — спросила Ада, подбородком указывая на машину.

— Да. — И Филипп гордо пустился в объяснение технических характеристик и достоинств этой модели; но, поймав себя на том, что говорит не то, что надо, умолк на полуслове.

— Куда поедем? — спросил он.

— Куда-нибудь. — Ада улыбнулась и потерлась щекой о его плечо. — Я хочу осмотреть мое царство.

— Царство моих даров?

— Да.

— Так куда сначала: на небо или на землю?

— Сюда, — сказала Ада, обвила своими руками шею юноши и поцеловала его. Филипп хотел что-то сказать, но она шутливо положила пальчик на его губы и повела его за собой. Компьютер обрадовался, что у него появились собеседники.

— Так вот, — начал он, — идет Красная Шап… — Однако, заметив Аду, он словно поперхнулся.

— Простите, — сказал он смущенно. — Всегда готов. Высший класс. Одни удобства, никаких неудобств. Я понятливый, а если Филипп и говорил что-то дурное про меня, так это он из ревности.

— Ты меня очень обяжешь, если займешься своим делом, — шепнул ему хозяин. — Взлет!

Двигатели бесшумно взревели — шумопоглотители работали на славу. Истребитель оторвался от земли и полетел, стрелой рассекая пространство.

— Как быстро мы едем, — сказала Ада.

— Ты довольна? — спросил Филипп. — Только это для меня и важно.

— Просьба задать направление, — встрял компьютер.

— Ты меня все еще любишь? — спросила Ада.

— Да. А ты бы хотела, чтобы я тебя разлюбил?

Ада ответила не сразу.

— Нет. Но иногда мне бывает страшно… за нас, — добавила она как бы с усилием.

— Мне тоже, — сказал Филипп серьезно. — Я боюсь, что однажды не увижу себя в твоих глазах.

— Ты видишь? — она обернула к нему свое ясное лицо.

— Да, — сказал Филипп. — У тебя удивительные глаза. В них ничего не искажается. Знаешь, иногда, когда другие люди смотрят на меня, я понимаю, что они думают обо мне. В их глазах я вижу чудовище, карикатуру, бледное подобие кого-то, смутно знакомого, но только не себя. Ты первая показала мне себя таким, какой я есть на самом деле.

Молодой человек говорил с жаром; когда он закончил, ему снова показалось, что он запутался и сказал что-то не то. Он вспомнил о Матильде — она и была тем другим, — о Лаэрте и его упреках, больно ранивших юношу. Но у любви нет другого оправдания, кроме нее самой; а Филипп любил так, как никогда не любил прежде. Лишь бы она была с ним — больше он не просил ни о чем.

— Расскажи мне о себе, — попросила Ада.

Филипп с увлечением заговорил о себе, о Лаэрте, о своем доме, о только что увиденном матче, о тысяче мелких и важных происшествий, заполнявших его жизнь до встречи с ней. Ада слушала, задумчиво улыбаясь. Компьютер невозмутимо вставлял свои замечания и поправки, чем страшно раздражал хозяина. Внезапно Филипп спохватился, что даже не дал Аде рассказать о себе.

— Ну, а ты? — спросил он. — Ведь я даже не знаю твоего имени, — добавил он, смеясь, чтобы скрыть свое смущение.