Поезд ночных теней

– Вы с Херонимо по-любому в следующий класс перейдёте! Меня вот интересует, зачем мы вообще ещё ходим на занятия. Даниэлю следовало бы освободить нас, чтобы у нас было время для более важных вещей. Например, для нашей недели состязаний. – Он так энергично распахнул железную дверь в конце вагона, словно та была картонной.

В столовую ворвался ледяной ветер. Все четверо северных енотов напялили на головы сине-зелёные охотничьи шапки, так низко надвинув их на глаза, что они стали похожи на кастрюли из меха. В нос Флинн ударил запах траченной молью ткани. Она, с одной стороны, недоумевала, а с другой – была готова признать, что, как бы то ни было, выглядели эти шапки круто. В отличие от шалей родителей Пегс они, видимо, были призваны не защищать от холода, а символизировать определённый статус.

Флинн смотрела вслед северным енотам, её охватило странное оцепенение. Почему эти павлины так унижали её? Может, это связано с тем, что они знали Йонте? Флинн покачала головой. Она не могла представить себе, чтобы кто-нибудь из учеников не любил Йонте. На его отчаянность и шутки жаловались взрослые – родители и учителя, но не друзья.

Столовую со скрежетом качнуло на повороте. Железные колёса звёздной пылью взметнули к панорамным окнам искры и снег. Очнувшись, Флинн медленно пошла к своему месту рядом с Пегс. Павлины вокруг неё потихоньку возвращались к еде и разговорам.

– Я тебя предупреждала, – сказала Пегс с таким сочувствием, что Флинн внезапно больше разозлилась на подругу, чем на северных енотов.

– Подумаешь! – наигранно равнодушно сказала она. – Я ещё добьюсь нормального разговора с ними.

Лицо Пегс над порцией блинов выражало сильное сомнение, отчего Флинн впала в ещё большую ярость.

– Подумаешь! – громко повторила она и, схватив тарелку с оставшейся едой, понесла её к стойке самообслуживания.

Рейтфи Лаламби, толстый повар в золотом переднике, в это время расставлял на стойке сыр и икру, мурлыкая себе под нос арию «Миссис де Винтер – это я». Он увидел на тарелке Флинн остатки еды – и радостная мелодия в его исполнении превратилась в медленный траурный марш. Флинн почувствовала угрызения совести.

– Твой друг Касим несколько последних ночей вообще не заглядывал ко мне на кухню, – с любопытством сказал Рейтфи. – Как его проект? Продвигается?

Флинн недоумённо пожала плечами.

– Понятия не имею. – Она не понимала, о каком проекте говорит Рейтфи, но сейчас ей было совершенно всё равно. Ей хотелось, чтобы до занятий, начинавшихся в восемь часов, её никто не трогал, и она отправилась в купе.

На соединительных мостиках между вагонами ледяной ветер трепал волосы. Снизу в лицо отскакивали твёрдые крупинки льда. Флинн ошеломлённо перегнулась через металлические поручни.

Всемирный экспресс мчал по рельсам, пролегающим прямо по замёрзшему озеру. Металл скрежетал, и под тяжестью стального колосса трещал лёд. Флинн не сомневалась, что этот участок пути проложили специально для их поезда: только магические технологии в состоянии сделать так, чтобы рельсы выступали из воды или льда подобно сохранившимся после затопления остаткам какого-то древнего железного мира.

В купе Флинн положила в подаренный Даниэлем портфель жёлтый блокнот и оранжевую ручку. Затем, поднявшись на среднюю ступеньку прикроватной лестницы, она достала старую открытку от Йонте. Разговор с северными енотами привёл её в уныние. При всём желании она не могла представить себе, что Оливер Штубс или Файви Мустаки что-то знают о Йонте. С другой стороны, больше никаких зацепок у неё не было.

Флинн осторожно погладила мягкий край открытки.

Приглушённые солнечные лучи светили сквозь большое окно на её разноцветные волосы, а равномерное «тыдык-тыдык» поезда волшебным образом создавало в душе ощущение уверенности и подъёма. Она найдёт Йонте! И когда это случится, обрадует его тем, что стала павлином, как и он.

Опять запихнув открытку в карман брюк, она отправилась в обратный путь к вагону, где проходили занятия по героизму. Она ещё не дошла до класса, как в комнате отдыха её заставил остановиться голос Касима:

– Флоренс! Привет, Флоренс!

В течение нескольких секунд Флинн думала, что Касим зовёт кого-то другого, но потом заметила, что в вагоне с бесчисленными креслами и постерами они одни.

Флинн оглянулась. На полукруглом диванчике шевелился тючок из сине-зелёной ткани и синих волос. Касим быстро встал в полный рост и, зевая, пригладил потрескивающую причёску.

– Что ты здесь делаешь? – недоумевая, спросила Флинн и бросила взгляд на маленькие часы над железной дверью. До начала урока оставалось всего четыре минуты.

Заспанное лицо Касима выглядело таким же помятым, как и его форменная рубашка, и говорило о том, что после их утреннего разговора он всё же прилёг поспать. Однако не у себя в купе, а здесь, в комнате отдыха.