Поезд ночных теней

– Я заявил нас для участия в неделе состязаний, – протирая глаза, сообщил Касим. – Получилось не так быстро. Северные еноты потребовали заплатить регистрационный сбор – два ролинга. – Без паники, – прибавил он, увидев испуганное лицо Флинн. – Я заплатил за нас обоих. – Взяв полупустую банку имбирснафа, он изобразил, будто чокается с Флинн. – За нашу победу, Флоренс! – Он замер с банкой у губ. – На тебе же мужская рубашка! – потрясённо констатировал он.

Флинн непроизвольно скрестила руки на груди.

– Что это за дурацкое имя? – раздражённо спросила она.

Единственной Флоренс, которую знала Флинн, была Флоренс Найтингейл – её фотография в рамке висела среди многочисленных фотографий выпускников в коридоре спального вагона. Даниэль восторгался Флоренс Найтингейл, потому что во время войны она работала сестрой милосердия. А Флинн была просто разочарована: ведь ещё одним человеком с фамилией Нахтигаль в поезде-интернате оказался вовсе не её брат.

Вместо ответа Касим достал из своего рюкзака два помятых листка.

– Ты будешь играть под этим именем, – заявил он, расправляя бумажки. На каждой из них был изображён квадрат, разделённый на окошки, как в лото. Флинн растерянно посмотрела на него. – Бинго языкомолов. В него играют во время урока. Как только учитель говорит что-то, что написано на листке, это вычёркивается, видишь? Четыре зачёркивания в одном ряду – и ты выиграл. Это немного опасно, потому что мы рискуем схлопотать неприятности у миссис Штейнман, но сегодня нам обязательно нужно выиграть. Никоса Никифороса и Гуннара Хельгюсона победить сложно.

Флинн нахмурилась. Эта дурацкая неделя состязаний! Неужели нет никакой другой возможности расспросить северных енотов о Йонте и им действительно нужно выиграть в бинго языкомолов, чтобы второклассники удостоили их разговором?

Флинн ещё размышляла, когда по поезду поплыл гулкий мелодичный звук гонга. Было ровно восемь.

– Ой! – вырвалось у Флинн, и они с Касимом понеслись по скользким соединительным мостикам и вагонам для самостоятельных занятий, где было полно старшеклассников, к кабинету героизма. Пока их пятки отстукивали по коврам, дереву и металлу, Флинн всё сильнее завладевало нехорошее чувство, что эта учебная неделя ещё доставит ей много проблем.

Миссис Штейнман и пять «НК»

Когда Флинн с Касимом с опозданием на две минуты ввалились в вагон, где проходили занятия по героизму, миссис Штейнман там ещё не было. Со своего места на них тотчас оглянулась Гарабина, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь гадкое, тут же молча отвернулась.

Флинн вздохнула с облегчением. С колотящимся сердцем она прошла по покрытому мягким ковром центральному проходу мимо старинных парт ко второму ряду, где сидела Пегс, что-то царапая у себя в блокноте для эскизов.

– Так ты всё-таки участвуешь в неделе состязаний, – констатировала она, рассмотрев листок, который Флинн держала в руке.

– Нет, – решила Флинн. – Я найду другой путь, чтобы поговорить с северными енотами. – Плюхнувшись за парту рядом с Пегс, она затолкала листок в портфель и достала блокнот и ручку.

Столетия до блеска отполировали деревянные парты Всемирного экспресса и снабдили их трещинами. Кроме них, всё в вагоне мерцало золотом и серебром: от кубков на широких полках до мигающих созвездий, скользящих по тёмному, как ночь, расписному потолку. Касим со своего места на другой стороне от прохода оглядывал кабинет, словно размышляя, какую из медалей прикарманить на этот раз.

Пегс недовольно хмыкнула. Но прежде чем она успела что-либо сказать, дверь в начале вагона открылась, и в кабинет снежной замятью влетела миссис Штейнман. Локтем она зацепила полку, заставленную дребезжащими кубками, а её шаги громыхали даже по толстому ковролину, словно тяжело топал какой-то тролль. «Миссис Штейнман бузит, даже когда молчит», – с беспокойством подумала Флинн.

– Я только что ознакомилась со старым учебным планом мадам Флорет, – не здороваясь, прогремела новая учительница. – Порядочная тинкерская чушь, если хотите знать моё мнение!

Воздух наполнился шёпотом. В поезде никто из взрослых никогда не говорил о мадам Флорет ничего плохого – даже после того, как она хотела открутить назад время в поезде. Во Всемирном экспрессе вообще было не принято, чтобы учителя пренебрежительно отзывались друг о друге.

– Мне всё равно, кем была эта мадам Флорет, – продолжала громыхать миссис Штейнман. – Но то, что она собиралась пустить вас под откос или что-то вроде того – это факт. Поэтому я её не выношу.

Взволнованный шёпот сменился напряжённой тишиной. Флинн казалось, что даже перестук колёс стал тише и менее яростным. Он смешался с потрескиванием крошечных магически-технологических изобретений, украшающих полки рядом с медалями и грамотами.

За партой позади Флинн вверх взметнулась рука Гарабины.

– Простите, миссис Штейнман, – сказала она медоточивым голоском, – но мадам Флорет не собиралась пускать нас под откос.

Миссис Штейнман с неприветливым выражением лица взглянула на Гарабину.