С Ури, парнем лет тридцати семи, невысоким, но крепким, как французский крестьянин, мы быстро подружились. Мы тихонько курили, стряхивая пепел в вазон и стараясь не замечать вопля «
В перерыв мы спускались вниз, развеяться. Узкая улочка, на которой всего год назад вырос наш небоскреб, казалось, до сих пор не замечала этого громадного здания. Так аборигены поначалу не видели кораблей Колумба, потому что их сознание просто не было к этому готово. Здесь стояли двухэтажные развалюхи, а в полутемных лавчонках сухощавые дедки чинили велосипеды. Как-то раз, выйдя на улицу, мы увидели, как на другой стороне два эритрейца пытаются втащить в подъезд старый диван. Еще несколько таких же черных парней ободряли их с балкона, заваленного хламом. Ури некоторое время разглядывал их, задрав вверх свою большую голову, а потом поежился:
— Господи, как они так живут? По восемь человек в маленькой квартире, йоу… Не понимаю, как они не свихнутся.
— А в армии как живут, в казарме?
— Армия — другое дело. Я помню, как это выдержал. Я тогда просто сказал себе: «Приготовься, это будут хреновые три года».
— А эти просто сказали себе: «Приготовься, это будет хреновая инкарнация».
Я не приглашал никого в свою новую квартиру, чтобы у гостей не возник подобный вопрос: «Господи, как ты так живешь?» Я до сих пор не разобрал вещи, и у стены громоздились ящики. Я уходил из дома утром, а возвращаясь, сразу валился в постель. Брал работу на выходные. Вне агентства я просто не существовал, и если «Красная корова» была космическим кораблем, везущим солдат на новую планету, то я был из них самым преданным и бескорыстным.
…
Бывали дни, когда Ури почти заболевал от напряжения из-за своей ипотеки: мог целый день зависать на телефоне, уточняя условия соглашений с банком, а потом, словно спохватившись, всматривался в лица наших двух секретарш, то и дело бегающих туда-сюда с бумагами. Одна из них — кургузая тетка — всегда выходила из кабинета Амоса, согнувшись и растирая себе плечи, как бывает выбегают из холодной воды.
— Что там? Что-то происходит? — обеспокоенно спрашивал Ури.
— Происходит! Брррррр! Там у него Северный полюс, я замерзла.
Холод, по ее словам, струился из-под двери Амоса, и, стелясь над полом, как туман из знаменитого фильма ужасов, проникал в приемную, медленно окутывая ее ноги. Как-то раз я заметил, что она сидит за столом в толстых шерстяных носках.
…
На второй месяц полета к пустой планете «Красная корова» совершила успешную стыковку с продюсерским центром «Маджента». Теперь наши совещания выглядели немного по-другому.
К нам зачастили двое: веселый дядька, всегда одетый в детскую футболку с картинкой на круглом животике (он был декоратором), и высокая девица в черных, низко сидящих брючках, из которых неизменно торчали полоски стрингов. Мы с Ури между собой называли ее Пупок.
— Давайте развесим везде канаты и веревочные лестницы, — говорила Ирис.
— О-БАЛ-ДЕН-НО! — произносила Пупок с очень серьезным и потрясенным видом.
— Только вот боюсь, не будет ли это смотреться дешево, как в детской передаче на первом канале, — рассуждала Ирис.
— Думаю, они будут выглядеть красиво, если сделаем их, скажем… ярко-синими! — говорил коренастый.
— А-ФИ-ГЕН-НО! — произносила Пупок.
— Может, запустим туда попугая, кричащего «Пиастры»?
— Нет, он будет гадить.
— Тогда давайте сделаем так: гимнастка в птичьих перьях будет работать на канатах, она как бы будет попугай.
— О-БАЛ-ДЕН-НО!
Несколько дней мы всерьез рассматривали идею огромного аквариума, где будут плавать рыбы и гигантские черепахи. Но Амос в конце концов от нее отказался. Рассказал нам, как на биеннале в Венеции один художник задумал выставить плывущего слона. Сделали гигантский аквариум, но слон не хотел плавать. Его пытались мотивировать, кидая в воду половинки арбузов, но все бесполезно.
— А жаль, хорошая была идея, — мечтательно добавил он. — Вы видели плавающего слона? Словно медленно идет в воде — потрясающее зрелище. — Амос с улыбкой уставился куда-то вдаль, словно там сейчас проплывал слон. В этот момент я случайно заметил взгляд Ирис, направленный на него, и все понял. Она, видимо, давно уже любила Амоса.
Теперь я по-новому все увидел. Когда мы неопасно шутили на кухне над директорскими причудами, по ней ничего не было заметно: и голос ее не менялся, и шутила она не меньше нашего, но изменялось лишь одно: дыхание. В нем появлялся едва заметный сбой. «Неровно дышит» — удивительно точное выражение.
…