Читаем Поезд пишет пароходу полностью

— Интересно, а на свадьбе она тоже будет в этих… подтяжках? Урн изобразил, как натягивает невидимые стринги до самых плеч. Мы с Офиром, графиком из производственного отдела, захохотали, но вдруг увидели Ирис, стоявшую в дверях кухни. Она прошла мимо нас к столу, поставила на него коробку со свежими кексами, бутылку колы, и лишь после этого подняла голову.

— Вот, угощайтесь, народ. Это вроде как отходная. Я ухожу.

— Совсем обалдела? — Ури уставился на нее, все еще придерживая воображаемые подтяжки у подбородка. Потом стал доставать сигарету из пачки. — Ты не можешь сейчас уйти. Амос тебя не отпустит.

— Уже отпустил.

— Он будет тебе мстить. Ты не найдешь работу.

— Уже написал рекомендательные письма. Счастливые люди — великодушны, разве не знал?


На следующий день утром Амос вызвал нас с Ури в свой кабинет. Он и в самом деле выглядел счастливым.

— Итак, Ирис от нас уходит, к сожалению, — сказал он, когда мы с Ури пришли в его кабинет. — Хорошая новость в том, что она бросает нас не в середине, а почти в начале. Вы можете начать все с чистого листа — время еще есть. Она лишь набросала очертания города, а теперь я хочу увидеть каждый дом. К следующей встрече я жду от вас двоих не просто картинок. Расскажете мне, что, как и из чего вы будете строить. Поехали.

Амос снова уехал за границу, но на следующей неделе планировал вернуться. Во вторник мы с Ури должны были представить ему свою концепцию фестиваля. Я сидел у компьютера, забивая в поиск все, что в голову придет.

На море-океане, на острове Буяне… Острова? — Нет, идем дальше. Огни Эльма — (белые как бельма) — нет. Пираты, ну да, пираты, ну и что? Русалки? — Нет, это совсем банально. Ничего нового мне в голову не приходило. Все уже наши находки были неплохими, но не соединялись во что-то цельное, а это значило, что главной концепции у нас нет.

Каждый день я вновь и вновь пересматривал все презентации Ирис. Не хотелось, чтобы ее сны пропали без следа. Из всех найденных ею образов меня больше всего волновали старинные гравюры. Наверное, потому, что я помогал ей находить их в сети. Мне нравились испанские каравеллы и ветра, изображенные в виде одутловатых младенцев, прилежно дующих в паруса, и длинные лодки, в которых тесно, как семена в стручке, сидят туземцы. А с какой неумелой честностью, с каким удивлением люди средневековья рисовали пальму и ананас — «тысячеглазый плод», который, казалось, отвечал художнику таким же удивленным взглядом. Эти картинки странно на меня действовали. Все, что со мной приключилось, и особенно пережитая недавно смерть, представлялось мне словно нарисованным этой же рукой. Таковы были и все происходящие вокруг истории: любовь Амоса к Пупку, любовь Ирис к Амосу — разве они не были по-детски просты? Не случайно все наши сценарии давно уже написаны. Это не мы проживаем истории — это гигантская карусель человеческих мифов поворачивается, скрипя, на ярмарочной площади, а мы лишь выбираем, на какую из раскрашенных лошадок садиться.

В один из дней, устав от беспрерывных поисков идеи, я пошел в отсек, где сидел Ури, чтобы раньше обычного позвать его обедать. Неожиданно я столкнулся с ним у самого входа. Я решил было, что он как раз собирался идти за мной, но он вдруг смутился:

— Прости, брат. Сегодня у меня дела. Обедай уж без меня.

Я пошел в ближайшую забегаловку и, пока ждал своей очереди, глядел в окно, где знакомые уже гастарбайтеры волокли к своему подъезду матрац. Он был обит тканью старомодной расцветки, изображающей голубые волны. Глазам непривычно было видеть, как квадратный кусок моря передвигался по улице на человеческих ногах.

— Куда ты? Дешевле не найдешь! — кричал мне возмущенный фалафельщик, но я уже выбегал из его ларька. Главная Концепция сложилась в моей голове.

Наше море из крашеной фанеры будут приводить в движение допотопные механизмы. Картонные Солнце и Луна будут подниматься и опускаться на старинных лебедках. Амос в любом случае собирался использовать балет и театр пантомимы на наружных площадках. Но ведь и церемония награждения может сопровождаться короткими сценками. Знаменитый блокбастер про Летучего Голландца уже задрал всех эффектными морскими панорамами, сделанными по последнему слову техники в трехмерке. И вот, вместо той компьютерной воды, пусть посмотрят на румяное шекспировское море с механической изнанкой, которое не хуже настоящего перемелет в крошку торговые корабли, а заодно и зазевавшегося рабочего сцены.

Я выбрал самый короткий путь, ведущий обратно в агентство, и когда проходил мимо невзрачного старого дома, вдруг увидел Ури, выходящего из подъезда. Я хотел было окликнуть его, но тут вспомнил, как мне рассказывали, что где-то здесь находится бордель. Я сделал вид, что не заметил его, и пошел дальше, но он догнал меня, заглянул в лицо.

— Эй, ты что подумал, чувак? — Я молчал, не зная, что сказать.

— Я тебе скажу, что я там делал. Это не то чтобы секрет… Вот, — он показал пакет, в котором было что-то прямоугольное.

— Клавиатура?

— Ага. Я свою залил кофе, но никто не заметил. Ну и цены у Apple, сдохнуть можно. Чертовы снобы!

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, которые всегда со мной

Мой папа-сапожник и дон Корлеоне
Мой папа-сапожник и дон Корлеоне

Сколько голов, столько же вселенных в этих головах – что правда, то правда. У главного героя этой книги – сапожника Хачика – свой особенный мир, и строится он из удивительных кирпичиков – любви к жене Люсе, троим беспокойным детям, пожилым родителям, паре итальянских босоножек и… к дону Корлеоне – персонажу культового романа Марио Пьюзо «Крестный отец». Знакомство с литературным героем безвозвратно меняет судьбу сапожника. Дон Корлеоне становится учителем и проводником Хачика и приводит его к богатству и процветанию. Одного не может учесть провидение в образе грозного итальянского мафиози – на глазах меняются исторические декорации, рушится СССР, а вместе с ним и привычные человеческие отношения. Есть еще одна «проблема» – Хачик ненавидит насилие, он самый мирный человек на земле. А дон Корлеоне ведет Хачика не только к большим деньгам, но и учит, что деньги – это ответственность, а ответственность – это люди, которые поверили в тебя и встали под твои знамена. И потому льется кровь, льется… В поисках мира и покоя семейство сапожника кочует из города в город, из страны в страну и каждый раз начинает жизнь заново…

Ануш Рубеновна Варданян

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века