Поездка к Солнцу

— Как это только ты не упаришься от жары? Дэгыл на тебе, малахай… Я вон в одной рубашке на телеге ехал, и то весь спёкся.

Андрейка пожалел, что разделся: не так уж ему было жарко, мог бы и потерпеть, зато дед Егор удивился бы ещё больше.

— Устал? — спросил дед Егор.

— Не… — Андрейка повёл плечами.

— Отдохни, а я ветки порублю.

Когда ветки были обрублены, дед Егор сказал, что теперь берёзу надо разрезать на четыре части: будут ножки для обеденного стола на стане.

Потом стали пилить лиственницу.

— Дедушка, а где у лиственницы листья? — спросил Андрейка.

Дед Егор надолго закашлялся.

— А у неё нет листьев. Вишь, иголки заместо листьев, — наконец ответил он.

— А почему говоришь «лиственница»? — допытывался Андрейка.

Дед Егор посмотрел на дерево, хмыкнул и почему-то с сердцем сказал:

— Это уж не меня спрашивай — не я называл! Испокон веку так зовут — лиственница да лиственница.

Дед Егор нарубил воз зелёных веток и вместе с Андрейкой напилил девять чурбаков одинакового размера. А один чуть побольше.

— Это заместо стульев будет, — пояснил он, — а то на земле сидеть-то — оно не очень удобно.

Андрейка поставил самый большой чурбачок и попытался сесть на него, но упал: было слишком высоко.

Дед Егор засмеялся:

— А ты ведь на свой стул сел, не ошибся! Да только я его ещё в землю врою — вот он помене и станет.

У Андрейки ныли плечи и горели ладони. Он взглянул и увидел, что они покраснели, покрылись белыми бугорками, на них поднялись мозоли, а в нескольких местах даже лопнули.

— Ну-к, покажи, — попросил дед Егор. — Эх, неладно мы с тобой сделали. Руки у тебя теперь будут болеть, мать заругается.

— Не заругается, — заверил Андрейка.

Дед Егор сокрушался:

— И как это я, старый дурак, не догадался, что руки-то у тебя ещё непривычные к пиле! Задаст теперь мне Суворов за тебя, обязательно задаст!

— Не задаст! Стану я ему показывать! — сказал Андрейка. Ему было больно, но он даже не поморщился. Настоящий мужчина должен уметь переносить боль.

— Ну вот что, паря Андрей, — решил вдруг дед Егор, — я сейчас запрягу Быстрого, и мы доедем с тобой до Кислого ключа — тут недалеко. Там, брат, такая вода — все болезни лечит, от неё все раны затягивает! Когда я партизанил в гражданскую войну, ранен, значит, был в ноги, — так за две недели раны затянуло… Давненько я там не был…

Андрейка с любопытством взглянул на деда Егора, будто увидел его впервые. Как это партизанил дед Егор? И какая там гражданская война была? С фашистами?

— Ну, милый, это долго рассказывать, — с непривычной суровостью сказал дед Егор. — Гражданская война давно была. Это не только тебя на свете не было, а, почитай, ещё твои отец и мать не родились… И вот тогда мы решили отобрать власть у всех буржуев и кулаков и установить, значит, свою Советскую власть. Прогнали мы всех буржуев и кулаков. Рабочих и крестьян власть стала. А фашисты — это уже потом отнять захотели эту власть. И тут, значит, твой отец, Костя Суворов и другие, кто помоложе меня, воевали с фашистами и власть Советскую защищали от них. Ну, а когда фашистов разбили, тогда и ты родился.

Так вот, оказывается, кто такой дед Егор! Андрейка даже и не подозревал, что дед Егор, этот маленький старичок, был на войне и прогонял буржуев и кулаков. Андрейка ни разу в жизни не видал ни одного буржуя, ни одного кулака, даже ни одного фашиста. Но если против них воевали дед Егор, дядя Костя и отец — значит, это самые плохие люди. И Андрейка не любил их так, как только мог. Отец ведь немало ему рассказывал об этих фашистах, и пусть дед Егор не сомневается: Андрейка вырастет и покажет им…

Дед Егор увязал верёвкой воз с ветками, запряг Быстрого, и они поехали к Кислому ключу.

Дед Егор сидел теперь на передке, а Андрейка забрался на самый верх. Он снова уже надел дэгыл, и на голове его, как всегда, был малахай с красной кисточкой.

У деда Егора такая тонкая шея, вся в глубоких морщинах, и седые волосы выглядывают из-под фуражки…

Андрейке почему-то становится стыдно, что он пел о том, как дед Егор пересолил суп и выпустил из бочки воду. Подумаешь, какое дело: суп всё равно весь съели. Андрейка и не заметил бы, что он пересоленный, если бы не сказали другие. А с водой дед Егор тоже не виноват. Если уж говорить правду, то эту воду выпустил не дед Егор, а Рыжик — захотел пить, вытащил зубами пробку из бочки, а вода вся и вытекла. Это большая Андрейкина тайна, он тогда вперёд всех пришёл к вагончику и увидел, как Рыжик подставил морду под струю воды; а дед Егор в это время на телеге уехал за горючим. Андрейка всё понял, но не захотел выдавать Рыжика. В общем, всё тогда обошлось. Дядя Костя сделал деду Егору выговор, даже погрозился рассказать об этом председателю колхоза. А Рыжик был ни при чём. И никто ему не делал выговоров, даже бичом не ударили. Андрейка, конечно, очень был рад, что всё так хорошо обошлось, и песню сегодня пел. Ему нисколько не было стыдно.