Поездка к Солнцу

Было то время, когда кончается световой день, и там, где пряталось солнце, небо горело багровым цветом. Степь тоже была цветастая, яркая. Просто трудно было понять, где кончается степь, а где начинается небо. Пахло солнцем, степью, ветерком — всем, всем таким родным, привычным!

Если бы Андрейка не сидел на возу с ветками, то разом забыл бы, что на свете существуют лес и лесные запахи.

Никогда ещё вечером Андрейке не было так весело, так радостно, как сегодня. На минуту ему даже показалось, что это утро. Никогда он ещё не был таким сильным, таким смелым.

Это, понятно, от кислой богатырской воды. Надо обязательно довезти её до бригады и хоть бы немного дать отцу и матери.

И вдруг Андрейка запел. Это был всё тот же мотив, но слова совсем новые, необыкновенные.

О лесе, о кислой воде, о своей богатырской силе пел Андрейка. Он очень хвалил деда Егора, который воевал с буржуями, и обещал, что будет защищать свой колхоз.

Очень жаль, что дед Егор не понимал по-бурятски, а то бы он узнал из песни не только всё это, но и то, что воду из бочки выпустил совсем не он, дед Егор, а Рыжик.

Радуга

Дед Егор сделал из веток навесы, и бочки с горючим были теперь в тени. Обедали за новым столом. На берёзовые стойки, вкопанные в землю, била прибита столешница свежеструганных досок, вокруг стояло десять стульев-чурбачков. Только один «стул» был вкопан в землю. На нём всегда сидел Андрейка.

В один из душных дней Андрейка остался на стане помогать деду Егору чистить картошку: на ужин предполагалось жаркое из баранины. Дома Андрейка не любил чистить картошку, ну, а здесь — другое дело… Он сидел в шалаше из густого кустарника, покрытого сверху брезентом. Дед Егор тоже чистил картошку и рассказывал. Андрейка и Нянька слушали. Нянька помалкивала, высунув язык; Андрейка нет-нет да перебивал деда Егора вопросами.

— …Был я в ту пору таким же парнишкой, как ты. Страсть до чего мне хотелось грамоту узнать, в школу пойти, — не торопясь, как всегда, говорил дед Егор и в это время чистил картошку.

А Андрейка забывал о том, что держит в руках нож и картошку: он не мог сразу делать два дела — слушать и работать.

— Школы у нас в ту пору на селе не было. Надо было ехать в Захаровну. А жить там негде.

— Как— негде? — удивился Андрейка. — В интернат надо идти.

— Не было тогда интернатов. Это не то, что сейчас, а то дело было при царе-косаре.

— А кто царь-косарь?

— Боже мой, слова тебе сказать нельзя! Откуда я знаю, кто был царь-косарь?

— А пошто говоришь? — настаивал Андрейка.

— Ты не учи меня, как говорить! — обиделся дед Егор.

Он любил обижаться, но тут же забывал об этом.

— При царе-косаре — это давно, значит. Как я понимаю: когда царь косарём был. А никто не помнит такого, чтобы сам царь косарём был. Вот тебе и значит, что давным-давно.

— А кто такой царь? — спросил Андрейка.

— Царь-то? — Дед Егор уставился на него. — Что ты за дитё неразумное! Как я тебе объясню про это? Был такой кровопиец — сам не работал, кровь из народа сосал…

Андрейка на минуту представил себе царя и ужаснулся.

— Ты вот что: хочешь слушать — так слушай, а нет — так я и рассказывать не буду. Я об этом царе не токмо что рассказывать, я сам о нём забыл, и нет мне нужды вспоминать о нём, прости господи! Не о нём сейчас речь… Вот и жил я так. Сестрёнка и братишка у меня — помоложе меня. Отец и мать на работе в поле, а я нянчусь с ними. Нянчусь себе и нянчусь…

Нянька навострила уши, приподнялась на лапах и завиляла хвостом.

— И ты туда же! — буркнул дед Егор. — Не тебе я это говорю, не ты одна нянька. Вот я, например, тоже в няньках ходил…

Нянька встала, подошла к деду Егору, улеглась и положила на его сапог лапу.

— Ну то-то! — примирительно сказал дед Егор. — Да, так о чём я толковал? — продолжал он. — И вот стукнуло мне не то десять, не то одиннадцать годков. И ставят к нам на квартиру одного ссыльного… — > Дед Егор с опаской поглядел на Андрейку и поспешно добавил: — Это был такой человек, что хотел царя к чёрту спихнуть, чтоб народу полегче жилось.

— Убить хотел царя? — со сверкающими глазами спросил Андрейка.

— Во-во! — удовлетворённо подтвердил дед Егор и нисколько не рассердился. — Звали его Алексей Фёдорович. Такой тихий да ласковый, и вот, поди же, боялся его царь, ужас как боялся! И вот спрашивает меня Алексей Фёдорович: «Ты, говорит, Егорка, хочешь грамоте обучаться?» А я рад-радёшенек, от радости на седьмое небо чуть не подпрыгнул.

Андрейка хотел было спросить, где находится седьмое небо, но вовремя спохватился и промолчал.