Поездка к Солнцу

Вместе они вышли из школы. Отец осторожно подсадил Андрейку на Рыжика, отвязал от изгороди повод и дал его в руки сыну. Не дожидаясь отца, не простившись с Афоней, Андрейка пустил Рыжика шагом. Теперь нельзя скакать, как раньше. И это очень жаль.

Вот кончилась деревня. А дальше началась степь. Зимой она не очень-то весёлая: кругом снег да кое-где голые кустики. Но это невесело тому, кто не знает степь, а Андрейка очень хорошо её знает. Дома его ждут нарты, там мать. Нянька, Катя. Приедет в гости Дулма…

Андрейка в нетерпении хотел стегнуть Рыжика, но посмотрел на отца, что-то вспомнил и продолжал ехать шагом.

А Дулма будто бы знала — ждала уже Андрейку в юрте. Отец сразу же уехал в отару к матери, и они остались одни.

Андрейка прежде всего принялся рассказывать Дулме о больнице. Какая там замечательная есть Тётьмаш и Катя! Да нет, вовсе не коза, а девчонка. А доктор Дядьсаш зовёт Андрейку «мужичок с ноготок». Всем хорошо было бы в больнице, но там кормят не бараниной, а манной кашей. (Вот и Дулма не знает, что такое манная каша!) Заставляют принимать горькие порошки. О порошках невозможно вспомнить…

— Давай в больницу играть, — сразу же предложила Дулма.

— Давай, — соглашается Андрейка.

Он ложится на кровать, и Дулма прежде всего перевязывает полотенцем его ногу. Дулма — это Тётьмаш. Вместо халата она закуталась в простыню.

— Выпей, Нимаев, порошок, — говорит Тётьмаш.

Боль в ноге Андрейка ещё терпит, но порошки… Ах, зачем он показал их Дулме! Это ведь он для Няньки и Кати привёз их.

— Не хочу порошки! — Андрейка передёргивается от отвращения.

— Пей, пей! — настаивает Дулма.

Андрейка берёт порошок, будто бы высыпает в рот и запивает водой. Порошок в это время он прячет под потник. Но Дулма обнаруживает обман и сердится.

— Так нельзя! — говорит она. — Ты выпил воду, а водой не лечатся. Пей порошок, а то я не буду больше Тётьмаш!

— Ну и ладно! — быстро соглашается Андрейка, встаёт и развязывает свою ногу. — Ты будешь девочка Катя, а Нянька станет Андрейкой. А я буду доктор.

— А Тётьмаш? — ехидно спрашивает Дулма.

— Тётьмаш?.. Тётьмаш дежурила ночью, теперь-выходная.

Андрейка тут же малюет красным карандашом свой нос, закутывается в простыню и зовёт Няньку. Он заставляет её лежать на кровати и перевязывает заднюю лапу.

— Ну, как сегодня мужичок с ноготок? — спрашивает Дядьсаш у Няньки и берёт её за переднюю лапу. — Лекарство пил? Э, не годится так! Выпьем при мне.

Дядьсаш берёт кусок баранины, обсыпает порошком и даёт «больному». Нянька осторожно нюхает мясо, фыркает, но всё же начинает есть.

— Великолепно! — одобряет Дядьсаш, — Теперь послушаем у мужичка его сердчишко. Так. С таким сердчишком никакие переломы не страшны. Дыши! Вот так. Глубже, сильнее дыши! Не дыши. Ага! Скоро в школу побежишь.

Нянька лежит на кровати, перевернувшись на спину и раскинув лапы. Она внимательно слушает «доктора» и портит дело только тем, что старается лизнуть его красный нос. Ей кажется, что Андрейка специально для этого подставляет свою голову.

Андрейка морщит нос и строго спрашивает:

— Ну-с, а как себя чувствует товарищ Правосудова?

У «товарища Правосудовой» связаны верёвкой ноги, и она молчит.

— Покажи язык! — требует «доктор». — Язык неважный… прямо скажем, плохой язык.

— Почему плохой? — удивляется Дулма.

— Не знаю, — признаётся Андрейка.

— А у тебя хороший?

— У меня хороший. — И уже голосом доктора обращается к Няньке: — Вот возьми пример с мужичка. Покажи язык! Замечательно! У этого желудок железо переварит.

— Какое железо? — опять спрашивает Дулма.

— Не знаю.

— Почему у меня язык плохой, а у тебя хороший? — настаивает Дулма. — Не хочу так играть! Давай в школу.

Правда, как это он забыл, что теперь можно играть в школу!

Андрейка развязывает Дулме ноги, сбрасывает с себя простыню.

— Ты будешь учительница, а я буду класс, — говорит он.

Дулма соглашается, но не знает, что должна делать учительница. Андрейка объясняет и вдруг решает, что лучше он сам будет учительницей.

Но Дулма заупрямилась: она не хотела быть классом.

— Дети, когда я вхожу, нужно встать.

Даже Нянька спрыгнула с кровати, а Дулма отвернулась, села и будто не слышала Андрейку.

— Я сама учительница! — упрямо произносит Дулма.

— Ты? — смеётся Андрейка. — Какая ты учительница, ты ни одной буквы не знаешь!

— Я знаю. Я не хочу с тобой играть!

— Это я не хочу с тобой играть!

— Ты хромой Бадма.

Это была неправда: Андрейка уже не хромал. Хуже Андрейку нельзя было оскорбить.

— Любимая! — зло выпалил Андрейка и толкнул Дулму кулаком в грудь.

Дулма заплакала. А Андрейке не было её жалко.

Дулма вышла из юрты. Пусть уезжает! Андрейка стал думать о том, как он на нартах поедет к солнцу.

Дулма заблудилась

Поздно вечером в степи появились первые признаки надвигающейся пурги, и небо почернело, стало без единой звёздочки. Вскоре к юрте прискакала бабка Бутид. Оказывается, Дулма не приехала домой. Дулма потерялась.

Пурга мела уже не на шутку.

Андрейка подумал о Дулме: «Так тебе и надо!» Бабка рвала на себе тоненькие косички и нехорошо, скучно плакала. Чего плакать? Куда она денется?