Поездка к Солнцу

Кряхтя и охая, бабушка Долсон поднялась на ноги, спрятала свою трубку в кисет с табаком и засунула его за полу дэгыла. Она подошла близко к Андрейке, положила ему руку на колено:

— Умный ты у меня. Шибко бабушку свою любишь. Никто старую Долсон не жалеет. Один ты жалеешь.

— Мама Сэсык жалеет, — сказал Андрейка.

— Э, ладно, ладно! Все жалеют… А внук у Долсон один. Шибко славный парнишка.

— К юрте поедем. Садись на Резвую.

— Ишь ты, всё знаешь! Сама хотела сейчас идти. Только подумала.

Бабушка Долсон заковыляла к Резвой. Но одноглазая лошадка отскочила в сторону и остановилась, посматривая на Маю. Андрейка на Рыжике вплотную подъехал к Резвой и в поводу подвёл её к бабушке.

— Меня боится, тебя не боится, — засмеялась бабушка. — Ты ездил на Резвой? — спросила она.

Андрейка опять удивился:

— Ездил. А ты видела?

— Э, Долсон всё видит. Гляжу, стремя короткое. Кто ездил? Внук Долсон ездил. — Бабушка отпустила подлиннее стремена, легко села в седло и подъехала к верблюдице. — Оставайся тут. Вечером позову тебя.

Мая потянулась головой к бабушкиной руке.

— Тут оставайся, — повторила бабушка. — Вечером пух буду с тебя чесать. Мая. — Бабушка махнула рукой и поехала.

Андрейка подъехал к бабушке Долсон.

Мая не тронулась с места.

Андрейка несколько раз потом оглядывался. Мая всё смотрела им вслед.

Бабушка Долсон ехала рядом с Андрейкой.

— Ты любишь Маю? — спросил он.

Бабушка помолчала. Любила ли она Маю? Да она никогда об этом не думала. Она вырастила верблюдицу, и вот уже двадцать лет они не расстаются. Чего только не было за эти годы! Два сына ушли на войну. Все слёзы выплакала Долсон, ожидая их. Арсен вернулся, а Андрей навсегда остался далеко на чужой стороне. Он лежит в братской могиле… Сколько шелковистого верблюжьего пуха начесала от Май Долсон! Сколько тёплых рукавиц и тёплых носков связала она— и всё отправляла сыновьям на фронт. Все товарищи Арсена и Андрея ходили в этих носках и рукавицах старой бурятки. Они, незнакомые парни, писали ей письма, благодарили, И часто, очень часто она оплакивала этих незнакомых товарищей своих сыновей. Разве мало она молилась богам за них, разве мало баранов, шерсти, хлеба перевозила в дацан, чтобы ламы день и ночь просили богов сохранить сыновей Долсон и их товарищей? Но боги сохранили только Арсена. Андрея же они взяли к себе. Сильно меткий стрелок был её сын Андрей. Триста фашистов убил он. Пять орденов прислали Долсон с фронта, когда богам угодно стало забрать к себе Андрея. Долсон не ропщет. Она не хочет гневить богов. Если им нужен был её сын-мэргэн то что она могла поделать? На то есть воля всемогущих богов. Одного сына они ей всё же оставили. Ох как долго она плакала, как долго молила неприступных богов! Они стояли в её юрте, начищенные до блеска, а в бронзовых мисочках перед ними всегда самые вкусные кушанья: мёд, конфеты, арса, самые жирные кусочки баранины. Все пять орденов своего сына Андрея прикрепила Долсон к флажку, на котором написано: «Лучшему чабану». Этот флажок передало ей правление колхоза на вечное хранение. Она пришила флажок с орденами к кошме юрты, как раз над столиком с богами. Перед каждым орденом стоит такая же бронзовая мисочка, как перед божком, и ни разу ещё Долсон не забыла переменить в них еду. Всегда еда должна быть свежая. Долсон так долго, так упорно молилась своим богам, что они сжалились над ней. Именно они, боги, послали ей маленького Андрейку. Да-да, они не остались глухими к её мольбам. У сына Арсена родился ребёнок. Боги сделали его похожим на дядю Андрея. Они вернули Долсон её сына, только сделали его маленьким…

Так любила ли Долсон свою верблюдицу Маю?

Ты ведь не знаешь, Андрейка, тебя не было ещё тогда на свете. В чёрный день пришла весть с фронта о гибели сына. Долсон пошла в степь. Она ничего не видела и не помнила. Следом за ней шла и шла верблюдица Мая. Кругом была ночь. Чёрная ночь, такая же беспросветная, как горе старой бурятки.

Долсон хотела, чтобы боги взяли её к себе, туда же, где теперь её сын Андрей. В степи поднялся шурган. Это был такой шурган, какого ещё не видывала на своём веку Долсон. И это было очень хорошо. Долсон пойдёт, пока хватит сил, а потом упадёт и окажется рядом с сыном. Разве можно далеко уйти, когда метёт снег вместе с песком и с земли поднимает камни? Так оно и случилось. Долсон упала на землю и увидела своего красавца сына. Он был таким же, каким уезжал на фронт: широкоплечий, невысокий, с круглым девичьим лицом — румянец во всю щёку, с чёрными блестящими волосами, с глазами, которые всегда смеялись, а на этот раз затуманились… Долсон протянула руки, взяла в них милую тёплую голову своего сына, и ей стало так хорошо, так спокойно, как было только давным-давно, перед самой войной.

И постепенно тепло отогрело её старые, промёрзшие кости, она окончательно успокоилась.

Но потом боги раздумали брать к себе Долсон. Это они послали верблюдицу Маю. Они сделали так, что Мая не отстала от своей хозяйки ни на шаг…