…В узеньком переулке стоит, загораживая дорогу, красивый легковой «Студебеккер». Приятные для глаз обтекаемые формы, блестящие подфарники, выпуклое ветровое стекло, хромоникелевая куколка над радиатором, — все в нем хорошо, кроме одного: он не заводится.
Элегантно одетый водитель, должно быть, владелец машины, понапрасну раздраженно открывает капот, всовывая свою голову в черную пасть металлического зверя: зажигание не действует, стартер «не берет», пущенная в ход заводная ручка тоже не помогает. Единственное, что остается, — попробовать завести машину «с хода».
Его спутник, сбив на затылок свою серую фетровую шляпу, забегает сзади и, упершись плечом в багажник, силится сдвинуть автомобиль с места. Не получается.
Водитель растерянно озирается и, увидев нас, кричит с надеждой:
— Господа, умоляю вас, помогите!
Беспомощность незадачливых автомобилистов вызывает сочувствие. Мы со всех сторон окружаем машину:
— Раз-два, взяли!
«Студебеккер» чуть подвигается вперед, мотор сначала как-то недовольно чихает и спустя мгновение начинает ритмично тарахтеть.
Поговорив с приятелем на английском языке, в котором был очень заметен американский акцент, водитель вытаскивает бумажник.
— Вот, возьмите…
— Денег не надо! — удивленно протестуем мы.
— Но ведь это доллары!
— Ну и бог с ними, с долларами!
Автомобилисты заметно растерялись. Один из них удивленно заявляет:
— Впервые вижу парижан, которым не нужны деньги!
— А мы не парижане! Я — киевлянин, а это — москвичи, ленинградцы, минчане.
— Что? Вы из Советского Союза?.. Тогда все ясно!
Возможно, ему ясно далеко не все, но мы прощаемся и, смеясь, продолжаем свою прогулку.
Мы летим в Тель-Авив
На аэродроме Орли гремели репродукторы, объявляя прибытие очередного самолета, кого-то вызывая на посадку, кого-то извещая о времени его вылета. Сотрудницы разных авиационных фирм, в красивых мундирчиках и шляпках всех цветов спектра, озабоченно порхали неподалеку от нас, выполняя чьи-то, должно быть, чрезвычайно важные, поручения, ничего вокруг не замечая.
Среди этой деловой суеты мое внимание привлек худощавый и довольно непоседливый пассажир лет шестидесяти пяти. Он был любезным и болтливым: без особой нужды заводил разговоры, суетился и вообще напоминал человека, который только что осушил добрый бокал веселого французского вина.
Черный костюм старика был украшен серебристыми застежками «молния», на переброшенном через плечо коричневом ремешке болтался миниатюрный радиоприемник, величиной с обыкновенный театральный бинокль. Заметив мой заинтересованный взгляд, говорун ловко открыл футляр своего «Эмерсона» и нажал какую-то кнопку. К общему гаму аэровокзала присоединились хрипение и кваканье саксофона.
«Наверное, это коммивояжер, рекламирующий приемники американской фирмы!» — осенила меня мысль. Позже выяснилось, что я ошибся.
— Сейчас поведут на посадку, а я забыл бросить письмо в ящик! — вдруг вскочил старичок и, размахивая конвертом, добавил: — У меня в Днепропетровске, как бы вам объяснить… — он многозначительно подмигнул, — мы не заключали духовного брака, и она оставила меня… Поехала к матери в гости, а теперь ни за что не хочет возвращаться в Тель-Авив. Я уж ей и посылки отправляю и деньги — ничего не помогает. Ох, эти женщины!
Я рассказал, что недавно был в Днепропетровске. Старик удивленно посмотрел на меня беспокойными бегающими глазами:
— Вы оттуда? Ой, готеню, живой еврей из России! Как вам удалось оттуда выехать? Разве евреев они пускают за границу?
Я расхохотался и указал ему на своих товарищей по туристской поездке в Израиль.
На минуту старик, казалось, утратил способность говорить. Забыв о своем неотправленном письме, он начал ощупывать нас руками, желая убедиться, что все это не сон. Наконец, он изрек:
— Быть этого не может! И вы туда вернетесь?
— Конечно!
Любезный старик в тот же миг превратился в разъяренного шакала:
— Вы там не представляете себе преимуществ свободного мира! — воскликнул он. — Цивилизация только здесь, в странах, которые не допускают к власти коммунистов! Ведь вы всего боитесь. Разве вы можете назвать мне свои имена?
Смеясь над этой нелепицей, мы сообщаем, как нас зовут, вкратце рассказываем о характере своих занятий.
В ответ наш собеседник торжественно вручил каждому свою визитную карточку. На ней было напечатано:
Вот как! Перед нами было, так сказать, удешевленное израильское издание доктора Медалье.
Дальнейший разговор продолжался уже в самолете. Рабби, не утихая ни на минуту, выкладывал:
— Мы знаем о вас все… даже больше, чем вы сами о себе знаете! Нам известно, что вы голодаете, ходите голые и босые.
Вместе с нами в самолете были коммерсанты из Америки, врачи из Англии, юристы из Франции. Отчаянные крики рабби Раковского заставили их вмешаться в этот несколько необычный диспут: