Читаем Поездка в Хиву полностью

Самая трудная часть моего предприятия к этому моменту была уже позади, и с каждой милей, пройденной в направлении Мерва, мы все отчетливей ощущали бы наступление тепла. Однако в сложившихся обстоятельствах мне не оставалось ничего более, кроме как ехать в Петро-Александровск, и в том случае, если ожидавшая там депеша требовала моего возвращения, двинуться оттуда обратно уже проделанным мною путем.

Посланец, доставивший конверт, настаивал на немедленном отъезде. Я объявил ему, что это произойдет не ранее следующего утра, так как мне нужно было совершить в городе необходимые закупки, а также нанести хану прощальный визит.

Чуть позже я отправился на базар в сопровождении Назара и проводника, сильно расстроенного обязательством ехать в Петро-Александровский форт. Его весьма беспокоили последствия, с какими он мог столкнуться из-за согласия доставить меня в Хиву.

Один из присланных комендантом людей отныне постоянно следовал за нами, а немного позже я узнал, что хан получил строгий приказ наблюдать за нашей группой и в случае моей попытки сбежать из города доставить нас в русский форт.

На базаре нас немедленно обступили торговцы, желавшие навязать свои товары. Я выбрал наиболее респектабельно выглядевшего человека и проследовал за ним в просторную комнату на задворках его магазинчика. Предложив нам сухофрукты с чаем, что является для хивинского торговца столь же неотъемлемой частью сделки, как, например, кофе для хозяина магазина в Каире, он подошел к большому деревянному сундуку, стоявшему в углу комнаты, и открыл его огромным ключом, который висел у него на поясе. Когда ключ провернулся в замке, я услышал характерный шипящий звук, свидетельствующий о каком-то секретном механизме в крышке сундука.

– Вы ищете что-то для юной особы или для пожилой дамы? – спросил купец, предварительно проинформированный Назаром о моем желании купить женское украшение. – Если вам нужен подарок для молодой жены, то взгляните на эту прекрасную вещь – ей она очень пойдет.

С этими словами он протянул мне большое золотое кольцо, богато украшенное мелким жемчугом и бирюзой.

– Для ее пальца оно, пожалуй, великовато, – заметил я.

– Несомненно, – ответил мужчина. – Но не для ее носа. Это кольцо для носа.

– Красота! – сказал проводник. – У жены моего шурина точно такое же. Покупайте.

– Сэр, – вмешался Назар. – После такого подарка вам ни одна девушка не откажет.

Все это благородное собрание немало подивилось моим словам о том, что в Англии кольцами в нос принято украшать исключительно скот.

Все выставленные на продажу драгоценности отличались кричащей безвкусицей; но в конце концов я нашел любопытное золотое украшение с длинными подвесками из кораллов и других камней. После долгого и увлекательного торга Назар добился снижения цены на две трети от того, что было запрошено первоначально; хивинские ювелиры, надо сказать, отличаются весьма гибкой моралью, не слишком прислушиваясь к наставлению Пророка, согласно которому истинно верующий не станет обманывать чужестранца под своей крышей.

Вернувшись домой, я нашел там поджидавшего меня казначея. Он уже получил известия о моем вынужденном отъезде и явился узнать, во сколько мне будет удобно нанести прощальный визит хану. Не откладывая дело в долгий ящик, я отправился с ним во дворец, где сначала он провел меня в казначейскую палату и вручил халат, сказав, что его величество просит меня принять этот подарок.

То было длинное, достигавшее колен одеяние из черной ткани с подкладом из разноцветного ситца и шелка. Впоследствии меня уведомили, что подобный подарок является наивысшей честью, какая может быть оказана чужестранцу, и в Хиве ханский халат воспринимается как орден Подвязки у нас в Англии.

Выразив свое недовольство моим вынужденным отъездом, правитель, в частности, сказал:

– Уверен, вы еще вернетесь. И сообщите, пожалуйста, всем англичанам, что от своих посланцев в Индию я наслышан о величии британской нации и очень надеюсь увидеть вскоре подданных ее величества в моей столице.

Хан проявил самое сердечное расположение ко мне, и на прощание мы крепко пожали друг другу руки. У меня осталось впечатление, что из всех магометан, с которыми я свел знакомство в своих путешествиях, хивинский хан был наименее ортодоксален, и что рассказы о его жестокости с русскими пленными являются чистой выдумкой, раздутой русской прессой для оправдания последующих действий и для подготовки к захвату его территории.

Перед отъездом я попытался убедить хозяина дома принять подарок в знак признательности за оказанное мне и моим спутникам гостеприимство. Однако попытка эта провалилась. Хивинец, не раздумывая, отказался, объявив меня гостем хана, который весьма рассердится, если узнает, что я пытался отплатить за его гостеприимство при помощи подарка его слуге. Я попробовал перевести ситуацию на уровень наших личных с ним отношений, однако – в той же мере безрезультатно, и потому покинул город слегка уязвленным, поскольку не сумел оставить какой-нибудь знак благодарности за теплый прием, оказанный мне в Хиве.

Глава XXXIV

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

На нашей планете осталось мало неосвоенных территорий. Но, возможно, самые дикие и наименее изученные – это океаны мира. Слишком большие, чтобы их контролировать, и не имеющие четкого международного правового статуса огромные зоны нейтральных вод стали прибежищем разгула преступности.Работорговцы и контрабандисты, пираты и наемники, похитители затонувших судов и скупщики конфискованных товаров, бдительные защитники природы и неуловимые браконьеры, закованные в кандалы рабы и брошенные на произвол судьбы нелегальные пассажиры. С обитателями этого закрытого мира нас знакомит пулитцеровский лауреат Иэн Урбина, чьи опасные и бесстрашные журналистские расследования, зачастую в сотнях миль от берега, легли в основу книги. Через истории удивительного мужества и жестокости, выживания и трагедий автор показывает глобальную сеть криминала и насилия, опутывающую важнейшие для мировой экономики отрасли: рыболовецкую, нефтедобывающую, судоходную.

Иэн Урбина

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука