Читаем Поездка в Хиву полностью

– Да, да, – эхом отозвались другие путешественники, которых, как и меня, настигла здесь ненастная ночь. – Нынче и жулики могут ездить. В полицию-то больше никому не надо ходить.

Меня все это несколько забавляло. Я чувствовал, что остальным путникам тоже не терпится узнать, кто я таков; поэтому, вынув свой британский паспорт, я протянул его смотрителю:

– Пожалуйста, вот вам моя podorojnaya.

Он вцепился в мой документ и едва не обнюхал его.

– Так вот оно что! – с великим удовлетворением наконец кивнул он. – Вы, оказывается, грек. И какая же у вас красивая корона изображена! Вы, должно быть, знатная персона. В Ташкент изволите ехать?

– Вполне возможно, – ответил я, принимая важный вид.

– Тут скоро кто-то из императорских высочеств проехать должен, – продолжал смотритель, обращаясь уже ко всем присутствующим. – Мне вчера лоточник один сказал, ночевал у нас тоже. А перед великим князем, мол, едет его офицер, чтобы сделать распоряжения. Так, может, это и есть его превосходительство?

При этих словах он повернулся ко мне.

– Нет, – ответил я, после чего один из путников, которого слегка раздражило мое очевидное нежелание пребывать и далее в роли самозванца, сухо отметил, что за последнее время в здешних местах произошло несколько ограблений.

– Да, да, кто-то здесь грабит проезжающих, – поддержал его другой, и все благородное собрание посмотрело на меня с таким видом, словно хотело сказать: «Уж не ты ли, часом, тот самый вор? Даже не вздумай отпираться. Никто тебе не поверит».

Так протекал наш вечер, пока один за другим мы не стали отходить ко сну, прислушиваясь к долетавшим снаружи звукам, которые предполагали близкое соседство со свинарником. Выглянув на рассвете из дома, я обнаружил, что ветер утих, а столбик термометра поднялся почти до нуля. Нельзя было терять ни минуты, особенно ввиду того, что я понятия не имел, как долго еще может продлиться такое необычное положение вещей; поэтому я потребовал свежих лошадей и снова отправился в дорогу. Снега за ночь навалило так много, что я искренне радовался нашему решению накануне воротиться на станцию. В том месте, где ямщик ночью развернул лошадей, сугробы теперь достигали почти десяти футов в глубину. «Слава богу, что не застряли! – сказал мой Ииуй, указывая на них. – Замерзли бы напрочь».

Вдоль дороги тянулась телеграфная линия, соединявшая столицу с Ташкентом. Высокие столбы, служившие опорами для провода, были нам отличными ориентирами.

Вскоре пейзаж изменился; тут и там замелькали огороды, на которых взгляд, утомленный созерцанием бесконечной пустыни, мог задержаться хоть на пару мгновений. По пути нам то и дело попадались низкие тяжелые сани на деревянных полозьях, влекомые парой или четверкой лошадей, с грузом рельс для строительства железной дороги. Разъехаться с ними не всегда удавалось легко по причине узости тракта. Словарь бранных выражений моего Ииуя не один раз полностью истощался в общении с возчиками этих саней. Судя по их поведению, они намеренно затрудняли нам путь, прижимая наш легкий транспорт к обочине.

На одной из последующих станций я повстречал оренбургского генерал-губернатора Крыжановского, направлявшегося в Петербург в сопровождении супруги и дочери. Большого успеха в карьере он добился во время предыдущей службы в Туркестане, чему, собственно, был обязан занимаемым ныне важным государственным постом[13]. Это был невысокий, легкий в общении человек с проницательным взглядом, и если позволить себе судить по нашему короткому разговору, то я бы сказал, что он не являлся тем человеком, которому хотелось предоставить мне исчерпывающую информацию о том, что меня ожидает в пути; он явно не одобрял мое предприятие.

– Вам следует помнить, – сказал он, – одну вещь. Ни при каких обстоятельствах не направляйтесь на территорию Индии или Персии. Вы обязаны вернуться в европейскую часть России тем же самым путем, которым следуете сейчас. Вы, кажется, говорите по-русски?

Задав неожиданно этот вопрос, он пристально посмотрел мне в глаза. Причем разговор наш до этого момента велся исключительно на французском.

– Да, – отвечал я. – Однако насколько же вы проницательны в своей догадке с учетом того, что мы до сих пор не произнесли ни единого слова на вашем языке, а прежде никогда не встречались.

Генерал оказался застигнутым врасплох, и лицо его несколько переменилось.

О моем владении русским языком, на котором европейцы, как правило, не говорят, информацию он, скорее всего, получил от своих коллег из Петербурга и теперь до известной степени раскрыл секрет их интереса ко мне.

– Ну, это было лишь мое предположение, – пожал он плечами.

Его жена и дочь во время нашего разговора снимали свои меха и шубы прямо рядом с нами. Условия для женщин на придорожных станциях оставляли желать лучшего, поскольку дамских комнат здесь не имелось и представительницы прекрасного пола в этом отношении вынуждены были мириться с гораздо большим дискомфортом, нежели мужчины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

На нашей планете осталось мало неосвоенных территорий. Но, возможно, самые дикие и наименее изученные – это океаны мира. Слишком большие, чтобы их контролировать, и не имеющие четкого международного правового статуса огромные зоны нейтральных вод стали прибежищем разгула преступности.Работорговцы и контрабандисты, пираты и наемники, похитители затонувших судов и скупщики конфискованных товаров, бдительные защитники природы и неуловимые браконьеры, закованные в кандалы рабы и брошенные на произвол судьбы нелегальные пассажиры. С обитателями этого закрытого мира нас знакомит пулитцеровский лауреат Иэн Урбина, чьи опасные и бесстрашные журналистские расследования, зачастую в сотнях миль от берега, легли в основу книги. Через истории удивительного мужества и жестокости, выживания и трагедий автор показывает глобальную сеть криминала и насилия, опутывающую важнейшие для мировой экономики отрасли: рыболовецкую, нефтедобывающую, судоходную.

Иэн Урбина

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука