Поездка в Хиву

Здесь моя подорожная вновь претерпела самую тщательную проверку. Смотритель вел себя крайне бесцеремонно, заявив, что в случае нужды в отдыхе я могу оставаться у него, но ни под каким предлогом я не имею возможности войти в комнату для проезжающих; после чего он прибавил, что попытка уравняться в правах с человеком столь высокого положения, как полковник российской армии, служит грубым проявлением самонадеянности с моей стороны.

Почтовые станции в здешних местах оказались устроены гораздо более комфортным образом, нежели те, что я видел на территории генерала Крыжановского. При их возведении применялось не дерево, из-за которого, между прочим, разводилось множество насекомых, доставлявших бесконечные муки путешественникам, – здесь больше использовался цемент. Печки тоже отличались в лучшую сторону, как и сами комнаты ожидания, меблированные диванами с восточными коврами, где мы могли отдохнуть и насладиться долгожданным затишьем в той войне, которую вели против нас полчища клопов.

Тут ко мне подошел Назар с печальной миной.

– Банки лопнули, – объявил он.

Оказалось, что содержимое банок с маринованными огурцами обратилось в лед, отчего стекло изнутри разорвало. Проинспектировав наш багаж, я выяснил, что это случилось со всеми стеклянными сосудами, и теперь их надлежало выбросить. Ущерб, нанесенный морозом, был особенно удивителен на фоне предпринятых нами мер предосторожности – все банки перед отъездом мы тщательно завернули в шерстяную ткань и уложили в деревянные ящики, накрыв их толстым слоем сена.

Татарские ямщики в регионе, находившемся под управлением генерала Кауфмана, еще меньше заботились о безопасности своих пассажиров, чем их собратья в Оренбургской губернии. Там, где позволяла дорога, ямщик непременно пускал упряжку в галоп, не переходя на рысь ни на одну минуту, что создавало реальную угрозу нашим костям. На каждой станции висело объявление о штрафе для проезжающих размером в сорок рублей на тот случай, если они заставят своего ямщика превысить установленную норму проезда, составлявшую десять верст за один час, и, как следствие, причинят возможный вред лошадям. Я не мог избавиться от мысли о том, что российская администрация в Азии больше заботится о лошадях, чем о безопасности путников, поскольку для ямщиков никаких штрафов не существовало. Если говорить коротко, я за ущерб лошадям должен был заплатить сорок рублей, тогда как ямщик мог сломать мне шею безвозмездно.

На следующей станции Назар, выскочивший из саней, чтобы заказать свежую упряжку, быстро вернулся и уведомил меня об отсутствии лошадей на конюшне. Порасспросив проезжающих, я выяснил, что взявший на себя поставку лошадей откупщик разорился. Тягловые животные, которые не получали должного ухода зимой даже в хорошие времена, теперь голодали; некоторые из них околели, оставшихся же забрали за долги кредиторы. В результате вместо трех свежих лошадей мы получили тройку огромных верблюдов. Мне казалось, что с нашим крошечным транспортным средством управился бы и один такой четвероногий гигант; но нет! В подорожной было написано: предъявитель должен получить именно трех лошадей, и указанного количества требовалось придерживаться неукоснительно, – во всяком случае так объяснил мне происходящее Назар.

Эти три громадины вкупе с привязанными к ним нашими маленькими санями представляли собой весьма необычное зрелище. За свою жизнь я перепробовал много различных способов передвижения – от воздушных шаров до велосипедов, от волов и каноэ до коров, верблюдов и осликов; на Востоке я путешествовал даже в почтенном паланкине наших бабушек и дедушек, однако ни разу еще не доводилось мне перемещаться в манере столь комичной.

На верблюде по центру восседал татарин. Его головной убор привлек бы внимание, даже если весь остальной костюм был бы непримечателен, поскольку большая черная шапка, напоминавшая перевернутое угольное ведерко, венчалась торчавшим из нее протуберанцем, похожим на рог, и вся эта конструкция придавала краснолицему наезднику отчасти дьявольское выражение. Белый мех внутри его овчинной шапки тоже создавал замечательный эффект, контрастируя с пламенеющим ликом взбудораженного предстоящей дорогой татарина. Сменив обычный в таких случаях кнут на казачью нагайку, он погонял свою неуклюжую упряжку скорее резкими выкриками, нежели манипуляциями с плетью, из-за чего редко мог добиться от ленивых животных скорости, превышавшей четыре пройденные мили за один час.