Читаем Поездка в Хиву полностью

Беспорядки в Коканде, согласно полученным сведениям, оказались весьма преувеличены, и русским войскам не угрожает там никакая опасность. Один офицер, проезжавший из Ташкента в Петербург через Казалинск, отметил, что он со своими товарищами был крайне удивлен тем, до какой степени они стали героями. Произошло это вследствие статей в военной газете «Русский инвалид», донельзя расхвалившей офицеров под началом Кауфмана. Впрочем, собеседник мой выглядел вполне довольным, поскольку в армейской среде теперь ожидались награды и производства в новые чины. Ежели газета продолжит обвинять во всем Якуб-Бека, это, скорее всего, закончится летней кампанией против Кашгара, считал офицер; к чему, собственно, и стремился генерал-губернатор Туркестана Кауфман.

Свежий степной воздух пробуждает сильный аппетит, поэтому вскоре я проголодался и направился в заведение Морозова посмотреть, что они предлагают к обеду. Спросив об этом того самого грязнулю, с каким разговаривал утром, я получил незамедлительный ответ:

– Все, что вашей душе угодно.

Однако на деле заявление это оказалось не совсем точным, так как меню ограничивалось одним капустным супом и холодной бараниной.

– У нас есть потрясающее вино, – объявил приказчик, демонстрируя бутылку густого, как чернила, портвейна, на поверку оказавшегося варевом из русских спиртных напитков, подкрашенных сажей. – Изысканный вкус! Отведайте сами. По всей стране о нем говорят.

В узкой комнате, где я расположился к обеду, кроме стола и лавки, не было никакой мебели. Сваленные в углу овчины говорили о том, что здесь кто-то живет. В ответ на мои расспросы мне сообщили о ночевавших тут трех купцах, на время отсутствия которых спальню превратили в столовую.

По мнению приказчика, нынешнее Рождество выдалось исключительным. Никогда прежде за всю историю Форта № 1 не выпивалось в городе столько водки, сколько за один прошлый вечер. Повальное пьянство все еще продолжалось, вследствие чего население пребывало в крайне приподнятом настроении.

Я велел запрячь сани, однако столкнулся с некоторыми трудностями в этом вопросе, поскольку в Казалинске в наличии оказалось всего пять таковых средств передвижения. Затем я поехал к местному губернатору полковнику Голову[21], но не застал его дома. Полковник наносил визиты семействам главных чиновников гарнизона, как это принято в России в период рождественской недели, когда все разъезжают по гостям и поздравляют друг друга. Слуга его тем не менее сказал, что губернатор скоро вернется, поэтому я решил остаться и подождать.

Дом представлял собой основательное одноэтажное строение, каких много в Казалинске. Через надежно утепленные окна с двумя рамами я видел снаружи двух часовых, которые то и дело совершали короткие пробежки взад и вперед у своих постовых будок, чтобы хоть немного согреться в этот морозный день.

Дом начинался с небольшой удобной прихожей, где посетители могли оставить свои меховые шубы и калоши. Затем следовали четыре большие смежные комнаты с высокими потолками, формирующие жилое пространство. Полы в каждой комнате были покрыты великолепным паркетом. Мебель включала несколько столов, стульев и зеркал в полный рост. Тепло по всему зданию обеспечивалось большими печами, расположенными в стенах, тогда как три или четыре задние комнаты, приспособленные под конторские и кухонные нужды, выходили окнами на небольшой сад и конюшни позади дома.

Наконец шум подъехавших саней известил меня о возвращении губернатора, и минуту спустя он вошел в комнату.

Это был высокий, но при этом склонный к тучности мужчина, облаченный в темно-синий мундир и перешагнувший в своем возрасте невеселый пятидесятилетний рубеж. Я представился, извинившись за свой визит без надлежащего приглашения.

Он ответил, что начальство в Санкт-Петербурге уведомило его о моей поездке и что он не может позволить мне остаться в доме коменданта.

– У него тесно, – заявил губернатор. – И к тому же дети с женой. А мои все уехали в Россию, так что я тут один. Вы просто обязаны перебраться ко мне.

– Нет, вы обязаны, – властно прибавил он в ответ на высказанные мною сомнения.

Поблагодарив его, я поехал за оставленными у коменданта вещами. Тот отпустил меня с большой неохотой и лишь после моих слов о поведении губернатора, отдавшего скорее приказ, нежели выразившего пожелание, причем в такой манере, что возразить не представлялось возможным.

По возвращении в дом губернатора я обнаружил в гостиной целую группу офицеров, явившихся с рождественскими поздравлениями. Гостеприимный хозяин уведомил меня о предстоящем в тот же вечер светском рауте, на котором я смогу лицезреть всю красу и наряды Казалинска.

Двери в губернаторском доме распахнулись, комнаты залил яркий свет. Вскоре начали прибывать дамы, облаченные в вечерние платья, и вокруг каждой из них тут же сформировались оживленные кружки. Некоторые офицеры, впрочем, усаживались играть в карты и не участвовали в шумных разговорах. Другие прохаживались по комнатам с понравившейся дамой. И мужчины, и женщины много курили, разгоняя по комнатам клубы дыма.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

На нашей планете осталось мало неосвоенных территорий. Но, возможно, самые дикие и наименее изученные – это океаны мира. Слишком большие, чтобы их контролировать, и не имеющие четкого международного правового статуса огромные зоны нейтральных вод стали прибежищем разгула преступности.Работорговцы и контрабандисты, пираты и наемники, похитители затонувших судов и скупщики конфискованных товаров, бдительные защитники природы и неуловимые браконьеры, закованные в кандалы рабы и брошенные на произвол судьбы нелегальные пассажиры. С обитателями этого закрытого мира нас знакомит пулитцеровский лауреат Иэн Урбина, чьи опасные и бесстрашные журналистские расследования, зачастую в сотнях миль от берега, легли в основу книги. Через истории удивительного мужества и жестокости, выживания и трагедий автор показывает глобальную сеть криминала и насилия, опутывающую важнейшие для мировой экономики отрасли: рыболовецкую, нефтедобывающую, судоходную.

Иэн Урбина

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука