Поездка в Новгород-Северский

Но через некоторое время он понял, что не уснуть, опять не спалось, опять о чем-то думалось. В горле пересохло, он встал, уже злой и решительный, открыл холодильник, но никакой воды там не оказалось. Увидев рыбу, почувствовал такой сильный голод, — он вспомнил, что всего лишь пообедал за день, — так слюна вдруг у него пошла, что не удержался, отрезал кусок соленой прохладной рыбы и стал ее жевать, то глядя в окно, то шагая по комнате. Выпил воды из-под крана и осторожно, чтобы опять не появились всякие мысли, лег в постель. И стал считать. Как только появлялась какая-то мысль, он тут же глушил ее счетом вслух… Некоторое время сражение это продолжалось, но в конце концов обе стороны устали…

Тихо плыла куда-то темная комната. Уже не шумело море, не дул ветер, и огромное звездное небо чутко склонилось над спящей землей…

Откуда-то издалека прорывались к нему частые и резкие звуки. Он не хотел их пускать в свой сон, но они были настойчивы, и постепенно он стал прислушиваться к ним, пока не понял, что это звонит телефон. Вскочил с постели, в темноте подошел к аппарату. Его соединили с Москвой.

В отделе никого не оказалось, кроме одного лишь сотрудника, Сафонова.

— Слушай! — закричал в трубку Матвей Кузьмич, словно хотел прокричать через всю страну. — Это Дятлов. Я из Владивостока звоню-у.

— Чего шумишь? — явно усмехнулся там, в Москве, Сафонов. — Тебя хорошо слышно, я соседа порой слышу хуже. Знаю, что ты во Владивостоке.

— Ты понимаешь, никого здесь нет, — волнуясь, переложив трубку от одного уха к другому, торопливо заговорил Матвей Кузьмич, — привез сюда эту жалобу, а наших нет, и я не знаю, где они.

— Я слышал, что они поехали поездом, но когда точно — не знаю, — ответил Сафонов. — Я сам только из Мурманска прилетел, а в отделе никого нет.

— Так, а что мне делать?! — чуть ли не фальцетом выпалил Матвей Кузьмич.

— Загорай! — рассмеялся Сафонов, зная его беспокойный характер. — Тебя встретили, разместили?

— Да.

— Так найди себе даму, — шутил Сафонов, — и жди. Мне б такую командировку…

— Но я… так не могу, понимаешь, я же…

— Ну хорошо, Матвей, — пощадил его Сафонов, — ты позвони завтра, а я скажу начальству, что ты звонил. И не беспокойся. Приедут они, никуда не денутся, понял?

— Да, конечно.

— Тогда будь здоров!

— До свидания, — сказал Матвей Кузьмич, опуская трубку на рычаг.

Некоторое время сидел в кресле, отрешенно глядя перед собой, словно ожидая, пока в голове сформулируется из этого разговора какой-то вывод, которого он еще не сделал. Затем лег в постель. Ясно было одно: надо будет и завтра звонить в отдел.

Утром, после такой ночи, он почувствовал вялость и апатию ко всему на свете, и в первую очередь к самому себе. Однако постепенно размялся, потом позавтракал в буфете, и, когда они пришли, к дороге он уже был готов.

— Как отдохнули, Матвей Кузьмич? — еще с порога спросил Наливайко и так разулыбался, словно хотел добавить: «Ангел вы наш».

Матвей Кузьмич поднялся с дивана, на котором, ожидая их, сидел и читал старую, купленную еще в аэропорту, газету, и, не откликаясь на этот веселый тон, ответил:

— Отдохнул.

— Не спалось, конечно, — сказал Трофимов, основательно усаживаясь в кресло, как будто собирался здесь сидеть весь день.

— Нас там ждут, в Находку мы звонили, — сказал Наливайко, подошел к окну и через плечо быстро взглянул вниз, словно проверял что-то. Затем повернулся к Матвею Кузьмичу: — Так что, — и он улыбнулся, — в путь!

И, глядя на него, Матвей Кузьмич почувствовал, что не сможет сказать то, о чем хотел сказать, о чем думал вечером. Наливайко в улыбке растянул свои тонкие губы и ноздри, от чего еще более хищно изогнулся, заострился от натяжения кончик носа, а глаза его по-прежнему смотрели настороженно, и Матвею Кузьмичу даже крикнуть хотелось: «Ну что ты за человек! Улыбнись хотя бы раз по-настоящему». И ему показалось, что этот человек из породы «глухих», из тех, что никогда не слышат даже крик души другого человека, не хотят слышать, чтобы не нарушить свой покой. И он понял, что в эту Находку ехать он не откажется, они звонили, там люди ждут, да и надо было что-то делать — бездельничать он не мог.

Было пасмурно, серые унылые облака нависли над городом и над морем. Но когда на машине поднялись вверх, выехали на ту же дорогу, по которой ехали вчера из аэропорта, здесь оказалось солнечно.

— Это еще городская черта, — сказал Трофимов, — тут в основном дачи, и часто так бывает: внизу, над городом, дождь моросит, а здесь солнце светит.

Вскоре проехали город Артем.