Шел я день от Сухуми до Члоу,Шел другой, и уже по-ночномуПотемнело небесное око.А до Члоу все так же далёко.Тут вы вправе воскликнуть «Да что вы!Час пути от Сухуми до Члоу!»У Синопа свернул я с дороги.Поболтать о делах, о здоровьеСобрались все друзья и родные,Все зеваки и люди иные.Затянулась до ночи беседа,Да и ночь миновала бесследно.Поутру же, за чистым Кодором[189],Поравнялся я с другом, с которымЯ дружил, но не виделся долго.Он сказал «Неужели до домаНе дойдешь ты со мною и в домеРог с вином не удержишь в ладони?»О, уступчивый я, безотказный!Угощался я разностью разной,Так душа была этому рада,Что запели мы «Райда, о райда!»И хозяйка была так радушна,Что продолжили «Райда, райдгуша!»В Тамыше [190]повстречался мне старец.Стодвухлетний и дерзкий красавец,Он дразнил меня: «Видно, ты сделанИз ольхи — ты мне кажешься дедом».В небесах красовался Ерцаху[191],И луна приступала к мерцанью.Ветер детства на щёки мне дунул.Шел я в Члоу, о Члоу я думал.Моего промедленья провинностьСнова длилась, как дивная дивность,И не знал я: когда же я двинусь?Ах, когда же я все-таки двинусь?
1967
«Для выгоды бренного тела…»
Для выгоды бренного тела —О нет! Для бессмертного дела! —Меж грудью твоей и спиною,А всё ж меж землей и луною! —В тебе — но для пользы всесветной! —Таинственный пульс милосердныйПылает,И алчет дареньяОткрытая рана горенья.Сияй золотой добротою!Не то тебе быть сиротоюВ глуши немоты нелюдимойНа родине речи родимой,Да будут слова твои правы!Беспечный! Для власти и славыЗачем ты лукавством мараешь Уста?Ты уже умираешь.И те, что твердили: «ДостоинПочёта, кто дом свой достроил», —Не крикнут: «Он умер, о Боже!», —А скажут: «Он умер, ну что же».Так дерево не даровалоПлодов и теперь деревянно,Так высох скупой или нищийРодник, никого не вспоивший.В себе и во мгле мирозданья,Спасая очаг состраданья,Живи! — для кого-то другого,Чужого, родного, живого,А после предайся бессмертью,Чтоб путник затеял беседуС тобою — под кроткой и милойЛиствой над твоею могилой.