Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

Начинайте об этом рассказ, журавли.

Очарован вами высокий Багдад,

Он прилету вашему будет рад.

Вы широкими крыльями бейте в лад,

Не роняйте перо в этот раз, журавли.

Я с возлюбленной милой давно разлучен,

Словно бабочка, я красотой сожжен.

Я ищу кареглазую среди жен.

Не видали ль вы этих глаз, журавли?

Полюбил я сурьму этих карих очей.

Пусть не сглазят и в темноте ночей,

Пусть минует вас сокол, глядите зорчей!

Я хочу, чтоб вас случай спас, журавли!

Ваша дикая песня нежна, нежна,

И душа моя радостью обновлена.

И Вагифа душа высоко взметена,

Чтобы вечно лететь возле вас, журавли!

* * *

Ты Кааба, Кербела, Мекка, Медина моя!

Ты священна всегда и благостна для меня,

Я святыней считаю изгибы твоих бровей,

День и ночь я молюсь тебе, голову преклоня.

Что бы я ни сказал, — пусть не будет обид у тебя.

Я не знаю, что сталось со мной,— опьянел я, любя.

Лишь исчезнет твой стан, и я замираю, скорбя,

Ты уйдешь, и последняя ночь настает для меня.

Веру наших отцов привязал я к твоим кудрям,

Кто же больше меня изумлялся твоим кудрям,

Ухожу, свою жизнь поручая твоим кудрям,—

Эту жизнь, как залог, береги, у себя храпя.

Ты мой месяц высокий, солнце мое и луна,

Жизнь, богатство, счастье мое и весна!

О тебе лишь единой мечта у меня одна,

Сказкой стали слова твои на устах у меня.

Даже райские птицы боятся твоих кудрей,

Онемели павлины от сладких твоих речей.

Я несчастен, Вагиф, из-за черных твоих очей,—

Кто б ни встретился мне на пути — пожалейте меня!

* * *

Наступил байрам. Как нам быть теперь?

Ведь у нас муки ни чувала нет,

Риса в кладовой горстка, мерь не мерь,

Мяса нет давно, да и сала нет.

Рта нельзя раскрыть, не дают житья,—

Неугодный, мол, раб аллаха я.

Объедается у других семья,

А у нас? У нас и мотала нет.

Милостив аллах! Пуст совсем наш дом,—

Ни циновки в нем, ни красотки в нем.

Не гордись, Вагиф, что богат умом,

И ума у нас уж не стало, нет.

* * *

Забыл я бога, верой пренебрег,

Вдохнув кудрей пьянящий аромат.

Рассудок мой смятенный изнемог —

Его отнял хмельной и неявный взгляд.

О, если бы я разум не терял,

Быть может, я ученым мужем стал.

Мой стан согнулся, словно буква «дал»,—

В том взлет бровей сурьмленных виноват.

Меня соперник вздумал очернить,

Я днем и ночью должен слезы лить.

Как хорошо нам было вместе быть,—

Зачем злодеи козни мне чинят!

Нетрудно было догадаться им,

Что я огнем безжалостным палим.

Рыдаю я, но рок неумолим,

И слезы мне печаль не облегчат.

Теперь Вагифа людям не узнать,

Я беком был, ушла былая стать...

Ты не пришла, тебя устал я ждать,—

Неужто в том соперник виноват?

* * *

Если милая приходит, с чем сравнится счастье это?

Целовать ее и слышать юной крови жаркий ток,

Видеть круглый подбородок перламутрового цвета,

Отсвет утреннего солнца — золотой румянец щек.

Лебедь белая дивится шее девичьей лебяжьей.

Я стою вблизи потока изнывающий от жажды.

Ты была небесной феей рождена на свет однажды,

Но затмила красотою фею-мать в недолгий срок.

Грудь округлая прекрасна, тело знойное прекрасно.

И лицо твое в улыбке и спокойно и прекрасно.

Кипарис ты мой высокий, тополь стройный и прекрасны

Эти царственные плечи для блаженства создал бог!

Губы — алые кораллы, зубы — жемчуга сиянье.

Ах, зачем меня решила вдруг отдать на осмеянье!

Ты особенно красива в этом ярком одеянье,

И к лицу тебе, плутовка, твой оранжевый платок.

Если б скорбного Вагифа полюбила дорогая,

То болезнь его мгновенно излечила, дорогая,

Если б дом мой потаенно посетила дорогая,

Чтоб лицо ее и руки целовать я вечно мог!

* * *

Ты нежнее всех красавиц, и стройна, и высока!

И никто на целом свете не сравняется с тобой.

Опьяненная любовью, ты качаешься слегка,—

Кипарис, где шепчет ветер, не сравняется с тобой.

Смех в глазах твоих таится, ты как юная весна,

Все достоинства красавиц ты присвоила одна.

Не найти в тебе изъяна, ты изящна и умна,

Вешний сад в своем расцвете не сравняется с тобой.

В день, когда ты появилась, щедрым был создатель бог,

Дав тебе глаза газели, шелк кудрей, румянец щек,—

Сделал он тебя желанной с головы до стройных ног.

Сладость, скрытая в шербете, не сравняется с тобой.

То ли ты звезда на небе, что вещает нам зарю,

То ли ты чудесный жребий, уготованный в раю.

Кто ты, ангел или лебедь? Восхищенный я смотрю,

Даже утро на рассвете не сравняется с тобой.

Передать тебе просил я, чтобы ты ко мне пришла.

Мне на сердце наступила, но ко мне ты не пришла.

Мертв Вагиф, близка могила, но ко мне ты не пришла.

Верь, никто до самой смерти не сравняется с тобой.

* * *

Ты моешь волосы. От них

Струится аромат, Зейнаб.

Цветов дыханье полевых

Они весной таят, Зейнаб.

Когда глаза сурьмой сурьмишь,

Когда, гордясь собой, стоишь,

Ты с горной ланью сходна лишь —

Твой насторожен взгляд, Зейнаб.

В тебя влюбленный истомлен,

Все позабыл, безумен он,—

Твой голос — ручейковый звон...

И я стать жертвой рад, Зейнаб.

Твоя походка так легка,

Ты, как пчелиный мед, сладка,

Ты, как тюльпан в горах, ярка,—

Как тот весенний сад, Зейнаб.

О хан мой, как ты хороша,

Вагифа вера и душа!

Я жду тебя, едва дыша,—

Дороже всех наград, Зейнаб!

ГАЗЕЛИ

* * *

Кто заболеет любовью к рассыпанным локонам — тот

В ямочкн нежных ланит, как в колодец Юсуф, попадет.