Я свой пиджак повесил на луну.По небу звезд струят мои подошвы,И след их окунулся в тишину.В тень резкую. Тогда шептали ложь вы?Я с давних пор мечтательно плевалНадгрезному полету в розы сердца,И губ моих рубинящий кораллВас покорял в цвету мечты вертеться.Не страшно вам, не может страшно вамБыть там, где вянет сад мечты вчерашней,И наклоняются к алмазящим словамЕе грудей мечтательные башни,Ее грудей заутренние башни.И вечер кружево исткал словам,И ветер острие тоски нащупал,Я в этот миг вошел, как в древний храм,Как на вокзал под стекло-синий купол.(1913)
Иду сухой, как старинная алгебра,В гостиной осени, как молочный плафон,Блудливое солнце на палки бра,Не электричащих, надевает сияние, треща в немой телефон.И осыпаются мысли усталого провода,Задумчивым звоном целуют огни.А моих волос бесценное серебро водойСедой обливают хилые дни.Хило прокашляли шаги ушедшего шума,А я иду и иду в венке жестоких секунд.Понимаете? Довольно видеть вечер в позе только негра-грума,Слишком черного, чтоб было видно, как утаптывается земной грунт.Потом времени исщупанный, может, еще не совсем достаточно,Еще не совсем рассыпавшийся и последний.Не кажусь ли вам старик – паяцем святочным,Богоделкой, вяжущей на спицах бредни.Я века лохмотьями солнечной задумчивости бережноУкрывал моих любовниц в рассеянную тоску,И вскисший воздух мне тогу из суеверий шил,Едва прикрывающий наготу лоскут.И, упорно споря и хлопая разбухшим глазом, нахально качается,Доказывая: с кем знаком и незнаком,А я отвечаю, что я только скромная чайница,Скромная чайница с невинно-голубым ободком.(1914)