Поэзия социалистических стран Европы

Повешено три поганца, три вора, три оборванца…
Керемпух, черный бродяга, от виселицы – ни шага!
Эй, потаскухи, внимайте, блудницы,-
клейм кренделями припечены ваши лица -
Керемпух, барсук кайкавский, честь имеет к вам обратиться!

Все это, видно, глумятся черти,

чтоб человека огнем печь до смерти. На сковородке – смотреть жутко -
человек поджаривается, как утка! Вот истязанье!
А четвертованье? Семь раз в неделю на то наказанье мы глядели.

О, шествие нищих, голодных и босых,

сеченых, клейменых, гнусавых, безносых!
Вот сигнум[9] жидовский: желтая метка!
А вот кобыла. Вот графская клетка!
В ней лихо вы пляшете танец кандальный,
многострадальный,
а я, Петрушка, певец печальный,
под виселицей и повесил
свою тамбуру. Ах, не весел
напев керемпуховских песен!

Но день придет – поверьте, люди,-

под косу смерти лягут судьи.
Они позабудут кричать нам: «Сигнаре
кум ферро!»[10] и больше уж запахом гари
с костров не повеет. Имею я веру:
услышат и судьи: «Сигнаре кум ферро!»

Судейские перья смерть вырвет! И я вам,

Керемпух, скажу: унесет еще дьявол
епископа в пекло! Пойдут туда графы
и бары!… О, подати полные шкафы!
Кровавый платок Вероники – в рубцах наша кожа! Но трубит,
в трубу свою трубит товарищ крестьянин по имени Матия Губец.

Розги, крюк, четвертованье,

угли, дыба, петли, петли,
пламень, как из ада…
И еще, какие надо, все другие истязанья, все другие смерти.
В башне замка, в графской клетке лютые парады.
За голову нашу рабью танец без пощады,
уж поверьте мне, поверьте – не звучало даже в пекле
этакой баллады.
Коли голоден и бос я, если красть мне надо -
я-то знаю, куда лягу и на что я сяду…

Под бичом трепещем, наги! Вывернуты руки, ноги…

И в петле-то вам, бедняги, передышки нет, бродяги.
Не мечтал господь об этом благе,
чтоб епископы, как попугаи,
возле виселиц болтали, призывая
нас благословить свои вериги.
Сказано: если кто козу украл, тот вор
приведет пострадавшему вола на двор.
Вот приговор! Но о чем разговор?
Кто имеет вола, тот не станет красть коз!
Кто имеет вола, у того – полный воз!

Зашипит под клеймом только тот, кто гол и бос!

Мол, украл кусок хлеба – повесят за шею и вздернут под
самое небо,
чтоб как памятник правде висел и качался в петле бы!
А чтоб снял с себя преступник тяжесть смертного греха -
пусть отдаст он свой живот для органа на меха.
Просверлите ему око, чтобы стал слепой мешок он!
К хвосту кобылы привяжите и по городу влачите мимо окон!

Иродовы розги, жгучие бичи!

Как рыба на суше, нищий, трепещи!
Чье под серным пламенем личико морщится?
Хорошо спеченная ведьмочка там корчится!
А епископ в своем плювиале домастовом
по-латыни намекает голосом ласковым:
мол, в молитвеннике старом есть премудрые слова,
что за нищего в ответе беднякова голова!

О вы, грамотеи славные, коварные,

наши гуманисты прегуманитарные!
О грабанцияши, вы, студенты наши, некроманты наши,
псалом по панихиде эти речи ваши -
это яд змеиный в гефсиманской чаше!
Ведьмы на могильщике мчатся, хохоча,
гробовщик с доносчиком кличут палача…
Тот, кто на ветру не вывернет плаща,
будет этим ветром погашен, как свеча!