Погибель Империи. Наша история. 1941–1964. На пике

Причем оба удара должны быть главными. Это идет вразрез с установившимися взглядами, согласно которым при наступлении наносится один главный удар, для чего и сосредотачиваются основные силы. Предложение Рокоссовского о двух ударах встречает резкую критику. Верховный главнокомандующий и заместитель Верховного главнокомандующего Жуков категорически против. Рокоссовскому дважды предлагают выйти в соседнюю комнату и продумать предложение Ставки. Каждый раз Рокоссовский возвращается и вновь отстаивает свое решение. Сталин утверждает его план наступления. Так вспоминает этот эпизод Рокоссовский. Теперь фрагмент из воспоминаний Жукова:

«Существующая в некоторых военных кругах версия о „двух главных ударах” на белорусском направлении силами 1-го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К. К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И. В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1-м Белорусским фронтом в Ставку».

Отношения Рокоссовского с Жуковым непростые. Спустя годы Рокоссовский пишет о тяжелейшем ноябре 41-го под Москвой:

«Напрасно некоторые начальники думали, что только они желают успеха, а к остальным нужно применять окрики и запугивание. К этим лицам я бы отнес и нашего комфронтом. Доходило до того, что начальник штаба армии Малинин упрашивал меня намечать КП в стороне от дорог, желая избавиться от телефона ВЧ, по которому ему приходилось выслушивать внушения Жукова. Вспоминаю, как после разговора по ВЧ с Жуковым я вынужден был заявить, что если он не изменит тона, то я прерву разговор с ним. В тот день грубость переходила всякие границы».

В 20-х числах ноября 1941 года после очередного разговора с Жуковым Рокоссовский выходит на дорогу и под ураганным огнем у деревни Пешки пытается остановить отступавших. Кто-то кричит: «Что вы делаете, товарищ генерал!» – и вытаскивает его из-под огня.

«А что мне оставалось делать, – скажет потом Рокоссовский, – если за невыполнение приказа остановить противника я отвечаю головой? Чем я могу его задержать. Вы же сами видите».

Рокоссовский вспоминает январь 1942 года, когда после победы под Москвой наше дальнейшее наступление жестоко захлебывается. Он пишет:

«Ведь было совершенно ясно, что противник, хотя и отброшен от Москвы на сто с лишним километров, еще не потерял своей боеспособности, а у нас нет сил на разгромный штурм. Необходимо накопить силы. Почему же, в таком случае, мы продолжаем изматывать не врага, а себя в бесперспективном наступлении? Чем руководствовался знавший обстановку командующий Западным фронтом, мне и до сегодняшнего дня непонятно».

Командующий Западным фронтом – это Жуков. Временами, когда Рокоссовский говорит о Жукове, разговор на самом деле получается о другом, то есть о Сталине.

«Бесконечные попытки наступления в январе 1942-го – это грубейшая ошибка Ставки Верховного главнокомандующего. Это несостоятельная наступательная затея, которая выгодна только врагу».

И дальше на разных страницах полного варианта воспоминаний, опубликованного только в 1997 году, Рокоссовский будет повторять:

«Желания Ставки не соответствуют возможностям войск. В поспешных мероприятиях Ставки отсутствует дальновидность, необходимая для столь ответственного органа».

Кроме того, Рокоссовский пишет: