Погибшее открытие

— В таком случае наше дело в шляпе, — перебил Стыка, — Парсов знает Соломошку, потому что лечит его дочь от globus hystericus…[12] Надо вам сказать, что мой патрон — великолепнейший старикашка, и хотя немножко пошаливает с теософией, но, несомненно, выдающейся ученый, известный врач и человек с крупными связями. Немножко раздражителен, конечно, как всякий старичок, но очень добр и охотно вам поможет. Словом, не вдаюсь в подробности, а обязуюсь предоставить вам не позднее послезавтрашнего дня местечко в Русско-Португальском банке не хуже вашего прежнего места. Теперь… в чём будут заключаться ваши обязанности?.. Вы должны, прежде всего, и главное: не задавать ни одного лишнего вопроса; а затем сейчас же ехать, куда я вас повезу, делать то, что я вам укажу, и вообще подчиняться мне беспрекословно в течение ровно одних суток! Поняли? Через двадцать четыре часа вы свободны, как птица, желаете топиться — топитесь себе на здоровье… Мы с вами вообще друг друга больше не знаем. Всё просто и ясно!.. Извозчик!

— Позвольте, — запротестовал Червяков, — но ведь я же вас совсем не знаю! Куда вы меня повезёте? Да я и не хочу…

— Топиться предпочитаете? Не знаю, хватит ли у вас на это храбрости, но… ваша воля! Я думал, что вам понравится мысль получить хорошенькое местечко в банке ценою безболезненного и безобидного маленького опыта, который над вами произведут в целях двинуть вперед науку и, может быть, даже облагодетельствовать всё человечество… Но если вы предпочитаете вместе со щепками и мусором плыть к морю… Извозчик, подавай!..

Червяков и Стыка стояли друг против друга, удивительно напоминая удава и кролика: Червяков — маленький, дрожащий, с блуждающим взором подслеповатых глаз, а Стыка — длинный, узкий и гибкий со сверкающими огнём чёрными загадочными глазами.

— Ну, так в последний раз, угодно или нет? — Стыка занёс ногу на пролётку.

Червяков хотел было что-то сказать, о чём-то спросить, но Стыка строго приложил палец к губам. Бухгалтер посмотрел на воду, на извозчика… Неизвестно, что именно на него подействовало, но он вдруг мрачно махнул рукой и полез на дрожки. Стыка тотчас же заботливо окутал мокрую голову бухгалтера тёплым вязаным кашне, и они покатили.

Стыка по дороге так быстро переходил с темы на тему, ни на минуту не умолкая, что Червякову невольно пришла в голову мысль, что его спутник оттого так много говорит, потому что хочет сам избежать вопросов.

Впрочем, бухгалтеру было не до разговоров. Он, казалось, потерял всякую энергию и волю от усталости. Он бессильно откинулся на мягкие подушки коляски, ветер и дождь не проникали под верх дрожек. Согревшись немного и покачиваясь на мягких рессорах, Червяков задремал под непрерывную болтовню Стыки.

Как в полусне он потом чувствовал, что Стыка при помощи огромного роста швейцара с длинными усами заботливо высаживал его с дрожек; в полусне подымался он по парадной лестнице, проходил по богато убранным комнатам, видел бесконечные шкапы с книгами, банки с препаратами, скелеты и черепа, какую-то чёрную собаку, привязанную на цепочке, которая яростно на него лаяла.

Наконец его ввели в большую комнату вроде кабинета или лаборатории. Здесь ему принесли перемену белья, платье и подали холодный ужин.

Как в тумане Червяков переодевался во всё сухое, ел паштет и цыплёнка и пил кофе с коньяком и, наконец, едва его оставили одного, он повалился на диван и заснул, не успев проглотить последний кусок.

Глава II Приступили к опыту

Проснулся он от разговора, раздававшегося в соседней комнате. Говорили, очевидно, по телефону. Червяков сразу узнал мягкий тембр Стыки. Другой — хриплый голос — время от времени вставлял в этот разговор, как бы в скобках, отдельные комментарии. Когда бухгалтер понял, о чём идет речь, он весь похолодел от волнения: разговаривали, очевидно, о его назначении.

— Все вакансии заняты? С трудом, говорите, можно принять младшим кассиром? — услышал Червяков слова Стыки.

В то же время второй голос пояснил:

— Врёт, животное!

— Но это совсем не то, что нам нужно… Нам требуется место бухгалтера, уважаемый Соломон Соломонович… что? да, да, сам профессор вас об этом просит непременно… как же вы говорите, что нельзя?

— Скажите ему, Стыка, что он неблагодарная свинья, — вставил второй голос, — и что это говорю ему я, Парсов!

— Вот, вот именно… Профессор свидетельствует вам своё искреннее почтение и просит вас… что? Да, да, я уверен, что ваш отказ так оскорбил бы его, что о продолжении лечения не могло бы быть и речи… Что? Так в Русско-Португальском банке, говорите? Бухгалтером? Шесть тысяч и проценты… Очень благодарен… До сви… маленький припадок у дочки? Это ничего. Поите её бромом! Поите целыми бутылками, говорю я вам, и барышня расцветёт, как роза! Приём послезавтра… Всего…

— Зазнавшийся скот, — резюмировал хриплый голос.

Трубку повесили, и Червяков собрался уже предаться самой бурной радости, когда снова услышал голоса.