Погибшее открытие

— Я рад, что удалось устроить этого бедного молодого человека, — произнёс хриплый голос. — Меня трогает его искренняя преданность науке… Вы говорите, что он сам упрашивал вас подвергнуть его опыту?

— Ещё бы не упрашивал! — подхватил Стыка, — почти умолял на коленях!.. Человек так заинтересовался опытом, что… не пора ли приступить?

— Вы уверены, что не оказали на него никакого давления, что предупреждали его об опасности?

— Конечно, уверен. Как бы я позволил себе этого не сделать, зная ваши гуманные точки зрения?.. Однако уже половина первого, профессор.

— Хорошо, — отвечал голос. — Тогда мы можем начать. Наука имеет свои права и… чёрт возьми! Теперь уже никакая сила не остановит производства опыта. Мы стоим на пороге великого открытия. Ни шагу назад! Прочь слабость!.. Идёмте.

Дверь, ведущая в комнату, где сидел Червяков, распахнулась, и на пороге её показались Стыка и ещё один человек, вид которого страшно поразил Червякова. Профессор Парсов имел не более двух аршин и двух вершков росту, но зато обладал такой огромной головой, увенчанной шапкой длинных седых волос, что Червяков готов был поверить, что в ней помещается вся наука без остатка. Глаза профессора смотрели довольно простодушно и доверчиво, но иногда в них вспыхивал раздражительный и упрямый огонёк фанатика.

В сущности, голова профессора, оставив в стороне её величину, была типичной головой учёного, немножко рассеянного и немножко чудаковатого. Но на Червякова вид её подействовал потрясающим образом. Он и вообще был несколько робок, а теперь струсил окончательно.

С минуту бухгалтер и учёный рассматривали друг друга в упор. Наконец второй из них слегка кивнул головой, как бы в знак того, что осмотр его удовлетворил. Затем он нашёл нужным преподать Червякову некоторые пояснения по поводу предстоявшего опыта. Он начал ему говорить что-то длинное и не особенно понятное о мозге и душе, обрисовал роль нервной системы в душевных процессах и тесную зависимость последних от первой; потом привёл ряд примеров, как при поражении той или иной части мозга у человека наступает расстройство определённой функции, вроде потери дара речи, или он заболевает определенной формой душевной болезни. Бухгалтер смотрел, широко раскрыв глаза и не мигая, но никак не мог себя заставить слушать профессора.

— Впрочем, вы всё это, вероятно, и сами знаете, если прослушали или прочли, хотя бы самый популярный курс психологии, — сказал профессор. — При вашем интересе к науке вы наверно читали, например, хоть Джеймса или «Мозг и душа» Челпанова?

Червяков не читал ни того ни другого, но со страху соврал, что читал.

— В таком случае, — продолжал профессор, — вы должны знать, что установление тесной зависимости душевной деятельности человека от деятельности его нервной системы навело некоторых исследователей на мысль, что не только главным, но и единственным фактором всех духовных процессов является мозг и ничего иного в основе этих процессов и не имеется. Это, если хотите, сейчас взгляд официальной науки. Отдельные же психологи и психопатологи идут ещё дальше, отрицая даже вообще непрерывность душевных процессов. Не только не существует никакого «я» или «чистого ego» как «непрерывно мыслящего субъекта», но и вся душевная деятельность есть не более, как сумма отдельных быстро сменяющихся психических состояний, соответствующих отдельным состояниям нервной системы… Вы следите?

— Слежу! — отвечал Червяков, не спуская глаз с профессора и решительно ничего не понимая.

И опять речь профессора, привычная, гладкая, потекла, как ручеёк, а бухгалтер, убаюканный её размеренным течением, тихонько принялся мечтать о должности в Португальском банке.

Вдруг он весь вздрогнул от неожиданности: ученый схватил его за пиджак и, свирепо вращая глазами, закричал:

— Вы должны обнаружить всю ложность этой теории! Вам-с, молодой человек, принадлежит честь доказать строго научным путем, что душа существует!

Такая нелёгкая «честь» показалась Червякову совсем не по силам. Он растерянно пролепетал:

— Как же я это буду… того, доказывать?

— Очень просто-с, — возразил профессор, — я произведу над вами опыт. Изолирую вас от вашей нервной системы. Отрежу вас в некотором роде от вашего мозга, а затем буду наблюдать и сравнивать… Понимаете, небольшой опыт по методу остатков и сопутствующих изменений!

Бухгалтер понял только, что его будут резать, и так побледнел, что Стыка поспешил вмешаться.

— Всё это совершенные пустяки, — шепнул он Червякову успокоительно: — старик вас только зря пугает! Пустячный опыт, в основе которого будет лежать гипнотизм. Я вам гарантирую 99 шансов безопасности!

Но видя, что Червяков всё ещё дрожит от страха, Стыка напомнил ему об ожидавшем его завтра месте бухгалтера и тем хоть несколько ободрил бедного бухгалтера.

— Ну что ж, пора бы и приступать, профессор, — сказал Стыка, боявшийся, как бы Парсов опять не огорошил Червякова каким-нибудь новым «разъяснением».

Профессор взглянул на часы и заторопился.