Я не дослушал его. Я бросился приказать произвести немедленно обыск у этого Ванюхи. У него нашли и револьвер, который был опознан лакеем Ключинских как принадлежавший покойному Владимиру.
Но каким образом он достал револьвер из запертого сарая? — спросите меня вы — ведь в окно нельзя было пролезть человеку?.. Взрослому человеку! Но что было невозможно для страхового агента, оказалось возможным для одиннадцатилетнего мальчишки… Я заставил его проделать эту штуку при мне; с трудом, но он пролез, каналья.
Зачем это ему понадобилось?
— Да какому же одиннадцатилетнему прыщу не «нужен» револьвер? — отвечу я вам.
Загвоздка только в Алексее Ключинском. На первом же допросе Ванюха рассказал всё: к сараю подошёл он рано утром, заглянул в окно, видит, — лежит мёртвый барин. В одной руке револьвер, а в другой держит какую-то бумажку.
Думал он недолго; как револьвер увидел, так сразу и решился. Перемахнул через окошко и цап револьвер, да заодно и бумажку — предсмертную записку — прихватил. Вылезает он после этого из окна и видит: прямо перед ним стоит и на него смотрит сам помещик Алексей Алексеевич. Так он и обмер: «Погиб!» — думает. Остановился и дрожит. А тот на него смотрит. Затем подошёл к окну, заглянул и вскрикнул. Ванюха хотел было задать лататы[15], но помещик взял его за руку и, нагнувшись к самому уху, прошептал только одно слово: «Молчи!». А потом повернулся и ушёл…
Тем Ванюхин рассказ и окончился.
Я этого Алексея Алексеевича притянул-таки к суду; ведь он знал всё с самого начала и из корыстных целей молчал! Но только присяжные его оправдали: Ванюха потом от этой части рассказа отрёкся, а других улик не было.
В. Ольден
Предшественник Нансена[16]
— Вы верите, что Нансен открыл северный полюс? — спросил я старого моряка, моего приятеля, когда интересная весть разнеслась по Европе[17].
Он уклонился от прямого ответа и небрежно заметил:
— Если Нансен и добрался до полюса, то, во всяком случае, не прежде всех.
— Странно, друг мой. По-вашему, у Нансена были предшественники? Почему же они не рассказали ничего, вернувшись домой?
— Нисколько не странно, — отвечал моряк. — Разве можно обо всем рассказывать? Вы думаете, мало на свете людей, которые видели собственными глазами морскую змею? Не очень лестно, когда всякая встречная газета выбранит вас, — вот все и молчат по возможности. Никто все равно не поверит. Ну, если, например, я скажу вам, что я единственный оставшийся в живых из команды китоловного судна, проживший на северном полюсе почти неделю, — что вы на это скажете? Поверите или нет?
— Не могу ничего ответить, пока не узнаю подробностей.
— Для вас я, пожалуй, сделаю исключение, — ответил мой приятель, — и расскажу, как я и шестеро других людей открыли северный полюс двадцать девять лет тому назад. Хотя Я и не думаю, что вы мне поверите, — добавил он. Ну, слушайте:
«Мы вышли на шхуне «Марта Уилльямс» из Нью-Бедфорда, в Соединенных Штатах, в Северный Ледовитый океан на ловлю китов. Судно было в пятьсот пятьдесят тонн; я занимал на нем место штурмана; капитан наш, Билл Шаттук, пользовался славой ловкого командира, у которого комар носа не подточит. В Вальпараисо мы пристали за картофелем, в Сан-Франциско — за водой, и пришли в китовые места — к северу от Берингова пролива — в половине июня. Китоловных судов там оказался целый флот, но добычи было мало. Лето стояло жаркое, и киты, вероятно, ушли дальше на север, вместо того, чтобы поджидать нас на месте. Целый месяц мы прошатались в этих водах и нашли только одного, да и то жалкого. Наконец, надоело; некоторые шхуны пошли обратно на юг, а большинство к северо-востоку. Наш капитан вздумал отделиться от всех и направился на северо-запад. Льдов не было видно нигде, и решение капитана не могло вызвать никаких подозрений, хотя — как оказалось впоследствии — он неожиданно сошел с ума.
Двенадцать дней шли мы на северо-запад, под ровным южным ветром, не встретив ни одного кита. В море стали попадаться плавучие ледяные горы, и я думал, что капитан повернет обратно, — но у него на уме было иное. Он держал теперь прямо на север и объявил, что намерен пройти к северному полюсу, а оттуда в Атлантический океан.
— Для этого нам понадобится не более двух недель, — если продержится ветер. А открытием северного полюса мы наживем вдвое больше денег, чем, если бы переполнили судно китовым жиром.
Я промолчал, потому что моей обязанностью было исполнять приказания, а не рассуждать.
Через восемь с половиной суток нас прищемили изрядные ледяные горы. Вся передняя часть судна, до самой грот-мачты, превратилась в тонкий слой щепок. Я едва успел выскочить на палубу, когда оставшиеся на корме пять человек команды и капитан спустили лодку. Через минуту мы отчалили, а еще через несколько минут увидели, как останки «Марты Уилльямс» медленно опустились на дно.
Вы, вероятно, думаете, что после этого старик Шаттук отказался от фантазии открыть северный полюс и постарался пройти к берегам Сибири, где мы могли встретить туземцев или русских купцов.