«Погоди, – говорю я, – ты имеешь в виду
Я опять заказываю машину у мистера Джимми, потому что такая вот я дура. Джимми жалуется, что «та фирма» разрушает его бизнес. Он почему-то не хочет называть конкурентов, но я-то знаю, о какой фирме речь. Джимми – сын ирландских эмигрантов; они переехали, когда он был подростком. Он двадцать пять лет за рулем. «А сейчас они даже не проверяют, кто у них работает. Сгодится любой, у кого почти новая машина». Я тоже об этом слышала, говорю я. Были даже случаи, когда водитель напал на пассажирку. Джимми косится на меня. «А я что говорю. Никакого профессионализма».
Вечером рассказываю Бену про девочку с телефоном. «Она замедлила свою жизнь
Например, когда в домах появилось электричество, люди писали письма в газеты и сетовали, что семейному общению конец. Мол, теперь никто не будет собираться у теплого очага. А в 1903 году известный психолог переживал, что молодежь не сможет больше ощутить меланхолию сумерек, когда так хочется поразмышлять о философском.
Ха-ха-ха!
(Но если подумать, когда в последний раз я размышляла о философском в сумерках?)
Завтра мой день рождения. «Теперь ты официально женщина среднего возраста», – говорит коллега, которая носит с собой рентгеновские снимки. Я ей никогда не нравилась, потому что у меня нет библиотекарского образования. Таких, как я, называют «дикими библиотекарями», как будто мы из леса вышли.
Лоррейн организовала праздник после работы. Мы идем в бар, где я раньше работала. Он называется «Нора»; название подходящее. В «Норе» темно, тесно и тепло. Моя подруга Трейси смешивает нам коктейли двойной крепости. Выбираю «буравчик»: кажется, это самый праздничный коктейль.
Мы с Трейси обмениваемся новостями. Она уже полгода встречается с красивым и ужасным мужчиной из Филадельфии. Она в подробностях описывает его жестокость и иногда посмеивается. «А потом я потащилась в Филадельфию, просто чтобы его увидеть, хотя боюсь ездить в пробках».
Приехала она в Филадельфию, а он повесил записку на дверь: «Прости, пришлось неожиданно уехать из города». «Но ты заходи», – написал он, правда, так и не зашел дальше разговоров о том, что надо бы сделать ей дубликат ключа.
«Найди себе доброго, порядочного парня», – говорю я.
Она смотрит на меня, и я не понимаю, что значит ее взгляд. А потом до меня доходит. Ей жаль меня и всех, кто выбрал «добрых, порядочных парней». «Конечно, конечно, я могла бы найти кого-нибудь стабильного, предсказуемого, – говорит она. – Но я никогда ничего подобного не чувствовала. Никогда».
Не бывает стабильных и предсказуемых, хочется ответить мне. Что это такое вообще – предсказуемость?
Когда много лет назад мы вместе работали, она всегда говорила, что я не понимаю правил игры. Оказывается, нельзя сразу на первом свидании просить парня рассказать, когда в последний раз ему было так одиноко, что аж завыть хотелось. Оказывается, так лучше не делать! Но иначе на свидании будет скучно.
Предлагаю ей кусочек именинного торта. Она, как обычно, принимается рассуждать об искушениях, грехе чревоугодия и прочем, и приходится вспомнить пол-Библии, прежде чем она соглашается попробовать. «Вкусно», – кивает она и убегает смешивать коктейли. Я пью уже пятый «буравчик». А может, шестой.
Но я не ставлю. Я болтаю со всеми в баре. Травлю байки, сначала интересные, потом, к концу вечера, не очень. Ах, если бы я вовремя вспомнила старую поговорку:
Но я не замолкаю, потому что еще не рассказала всем, что протяженность нью-йоркской канализации – шесть тысяч миль, и все эти трубы находятся ниже уровня моря.
Утром голова раскалывается. Стол завален подарками. Меня ждут вафли с клубникой и взбитыми сливками. А Бен долго не ложился – нашел под диваном кучу карандашей и точил их. Лучшие отложил для меня. Я рада; кладу их в рюкзак. Особенно радуюсь красному, думала, я его уже никогда не увижу.
Мистер Джимми замечает, что я хромаю. Говорит, что его взрослый сын стал инвалидом не по своей вине. «Не по своей вине, – повторяет он. – Прямо сердце разрывается». Я киваю.
Жду звонка и пытаюсь дозвониться Сильвии. «Я перезвоню, – говорит она. – Дописала статью, хотела уже отправить, но выяснилось, что статью нельзя заканчивать на безнадежной ноте».