На улице страшно жарко. Стою и потею в черной футболке. Рядом стоит мама Амиры. Попробуй спросить у нее, сказал Илай вчера. Ты должна спросить. Почти лето, он боится. Что, если они все лето не увидятся? Он даже не знает, где живет его подруга.
Но я не знаю, как зовут маму Амиры. И она говорит с другой мамой на незнакомом языке. До конца учебного года четыре дня, до звонка – три минуты. Я вставляю наушники и слушаю эпизод подкаста про «сетку». «Сетка» лучше, чем «паутина», считают гости подкаста.
Звонит мужчина из Далласа. «Что значит “взаимосвязаны”?» – спрашивает он. Пауза; затем эколог отвечает: «На Мадагаскаре есть мотыльки, которые пьют слезы спящих птиц».
Часть вторая
Уже запускают хлопушки[9]. А ведь еще нет двенадцати. Собака сходит с ума и успокаивается, лишь получив свою резиновую лягушку. Мне приходится кинуть ее раз сто.
Наконец я прекращаю, потому что рука у меня вся в слюнях. Иду в ванную мыть руки. На прошлой неделе Бен купил в магазине «все за доллар» антибактериальное мыло. Оно ярко-розового цвета. Вспоминаю, что Кэтрин говорила, что нельзя пользоваться антибактериальным мылом, потому что бла-бла-бла-бла-бла.
Бен убирается в шкафу в прихожей, а мы с Илаем сидим под кондиционером. Сегодня день «Монополии». Вчера тоже был день в честь этого многие запускают фейерверки. «Монополии». Этим летом мы решили сэкономить на лагере. Поэтому я здесь, сижу и слушаю, как сын размышляет, не купить ли ему площадь Сент-Джеймс.
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Собака тихо рычит на диване. Илай скупает все железные дороги. Бен скользит по полу в носках и приносит нам красно-сине-белое эскимо.
Большинством голосов постановлено, что Святые – это мы.
Илай хочет лишь одного: смотреть фильмы про роботов. Но они всегда разочаровывают. Вот, например, профессор из Массачусетского технологического объясняет, что робот, похожий на краба, научился идти на свет и огибать препятствия. «Вперед!» – приказывает он ему, и робот движется сквозь лабиринт и находит в конце маленькую электрическую лампочку.
Миссис Ковински включила телевизор на полную громкость, чтобы я не могла думать. Она смотрит только мыльные оперы и круглосуточный канал новостей. Я включаю музыку; телевизор удается слегка заглушить.
Летом выбраться из дома сложнее. Но я все равно езжу в командировки с Сильвией. Одно становится ясно: кажется, всем надоело, что их стращают таянием ледников.
«Все это мы уже слышали, – отмахивается краснолицый мужчина. – Лучше скажите – что будет с погодой в Америке?»
Утром заходит студентка и говорит, что намерена добиться успеха и на меньшее не согласна; я прыскаю со смеху, а она сердится. Да ладно, отвечаю я, поверь, у меня тоже были планы! И немаленькие; средние планы точно были. Она таращится на меня. «Что?» – говорит она. Когда она уходит, я бегу в туалет и проверяю, не запачкала ли зубы помадой.
Иногда в общении со студентами возникают такие неловкие моменты. От них словно веет холодом. В последнее время я даже стала проверять, не пропустила ли пуговицы на кофте и не слишком ли странная у меня футболка. Я как будто с доверху налитой чашкой вхожу в комнату, полную незнакомых людей, и стараюсь не пролить ни капли.
Планы. Мало ли у кого какие были планы.
Дома кладу почту на стол, даже не взглянув на нее. Это мой любимый ритуал. Но Бен по утрам всегда замечает, что накопилась стопка. И приносит все на кухню.
«Думаешь, если не открывать счета, они куда-то денутся? Кто-нибудь придет и заберет их?»
У инструкторов по выживанию есть поговорка: «соберись или умри».
Мне на работу надо, говорит Бен, говорю я, все говорят.
«Мне приносят китайские газеты, а я разве китаянка?» – кричит мне вслед миссис Ковински.