– Тогда я придумаю для него новый ярлык. Это просто фантастично. И не укладывается ни в какие мои представления о нем. Дело не в том, что он уклонился бы от ответственности, напротив, он чрезвычайно ответственный, но всегда сам принимает решения – должен он отвечать или нет. Он бы безусловно не ощущал себя ответственным, если бы Карлотта Вон, или любая другая женщина, или даже дюжина женщин вдруг забеременели от меня. Берт Маккрей считал, что она могла шантажировать отца, но я в это не верю. Мой отец никогда не уступал шантажистам – это абсолютно невероятно. Эйвери Баллу сказал, что Элинор Деново погибла. Но неужели она никогда никому не говорила, зачем приходят эти деньги?
– Будучи жива, никому. Но в письме, которое ее дочь вскрыла после смерти матери, было сказано: «Эти деньги от твоего отца». И потом еще: «…Эти деньги прислал твой отец». У нас с мистером Гудвином нет причин сомневаться в ее словах.
– Потрясающе! Просто невероятно! – Джарретт прищурился, потом вскочил и начал мерить шагами кабинет. – Сидя я хуже соображаю, – пояснил он, потом подошел, посмотрел на книжные полки, повернулся к глобусу и задумчиво покрутил его, затем остановился посреди кабинета, уставившись на меня, словно узнал во мне ту самую хорошенькую девушку, которая сидела на облачке, – помните? Наконец он повернулся к Вулфу и произнес: – Вы, должно быть, знаете, что в банке я ровным счетом ничего не делаю. Не лежит у меня душа к финансам. Но держат меня там и платят большое жалованье не потому, что мой отец владеет контрольным пакетом акций и не желает с ним расстаться. Считается, что я обладаю довольно развитой интуицией. Не знаю, как вам это объяснить, но дело в том, что порой я вижу то, чего никто из них не видит. Это получается как-то само собой, специально заставлять себя что-то так увидеть я не могу. Так вот, больше всего на свете мне хотелось бы суметь заглянуть в душу своего отца! – Джарретт прошагал к красному кожаному креслу и сел. – Бесполезно задавать мне вопросы про Карлотту Вон. Берт Маккрей сказал, что ее ребенок был зачат летом сорок четвертого. В то лето я работал на заводе военных материалов в Калифорнии, поскольку призывная комиссия меня забраковала. Так что помочь вам я не в состоянии. – Он снова вскочил. – Давайте пообедаем вместе, – брякнул он вдруг ни с того ни с сего, глядя на Вулфа. – И вы тоже, – добавил он, обращаясь ко мне. – Не знаю почему, но порой мне вдруг ужасно одиноко.
– Боюсь, от нас с мистером Гудвином проку будет мало, – ответил Вулф. – Мы сейчас в крайне затруднительном положении. В своем письме вам я написал, что буду премного обязан, если вы сумеете найти время на то, чтобы прийти ко мне. Беру свои слова назад. Я теперь уже не чувствую себя обязанным.
– Я вас понимаю, – ответил Джарретт. – Но это не моя вина. Мне казалось, что я наконец понял, что за человек мой отец, но я ошибался! Ничего, я своего добьюсь. Во что бы то ни стало!
Я обогнул его и вышел в прихожую, но он не увидел меня, когда я открыл ему дверь. Я закрыл за ним дверь, вернулся в кабинет и остановился, глядя на Вулфа. Он сидел, наклонив голову, и исподлобья пялился на глобус. Просидев в такой позе секунд десять, он приподнял голову и рявкнул:
– Сядь! Ты же знаешь, что я люблю, когда глаза на одном уровне, черт возьми!
– Ага. Желаете, чтобы я извлек колючки и промыл раны?
– Нет. Сколько мы уже потратили?
Дело принимало серьезный оборот. Этот вопрос в устах Вулфа означал следующее: «Если я захочу вернуть задаток и бросить это дело, сколько я потеряю?» Правда, случалось такое, конечно, нечасто, но и неправдоподобным отнюдь не представлялось. Я прошел к своему креслу и сел.
– Согласен. В более безнадежном положении мы еще не оказывались. Я прекрасно понимаю, что вам эта задачка не по зубам, но, может быть, все-таки протянем еще, пока не сработает интуиция Юджина. А уж тогда возьмем пропавшего папашу с поличным, завернем в бумажку и преподнесем Эми тепленьким. Она подумает…
– Замолчи!
Совсем другое дело. Значит, не все еще потеряно. Вулф ожег меня злобным взглядом и прорычал:
– Так мы больше не занимаемся этим мозгляком?
Мне показалось, что это удар ниже пояса: обозвать вице-президента мозгляком лишь потому, что бедняга не в состоянии зачать ребенка, было не по-джентльменски.
– Нет, – ответил я. – Ставлю на кон любую сумму, что это бесполезно. Конечно, с врачом я поговорю для очистки совести, но вы можете уже смело выкинуть его из головы.
– А как насчет мистера Маккрея?
Я ухмыльнулся: