Погоня за панкерой

– Нет, Зебби, не будешь. Если что-то произойдет, что-то непредвиденное, ты примешь правильное решение – и мы победим. Он – она – уверена в этом.

– М-м-м. Так ты определилась – Ментор он или она?

– Она и то, и другое. Он многолик. Когда Ментор поприветствовал меня в облике сестры-близняшки Глинды, я сказала ему, чтобы он прекратил эту чепуху, потому что галлюцинациями меня не одурачишь. Тогда она превратилась в Санта-Клауса или какого-то всеми любимого дедушку, а я велела ей превратиться обратно, потому что мы прекрасно ладили с Глиндой, и мне совсем не интересно было смотреть на аппаратуру жизнеобеспечения, которую использует такое продвинутое существо. Так что он снова стал близнецом Глинды, а я смирилась с этой иллюзией, она такая милая. И мы прекрасно поладили. Какое-то время мы говорили о тебе. Ментор велел передать, что, если ты когда-нибудь захочешь посетить Эрайзию, тебе там будут рады.

– Они не повесят на меня Линзу!

– Тебе не предложат Линзу, Зебби. Потому что то, что ты делаешь, не требует Линзы. Она тебе нужна не больше, чем мне. Это было просто дружеское приглашение.

– Ну… Язва, у меня сейчас все замигало – увидимся позже!

– Целую, Зебби. Не заработай язву.

Минус четыре минуты пятьдесят секунд отсчета…

Мы победим! Я неожиданно это понял.

Мы полностью уничтожим это грязное племя. Не всех сегодня. Но мы это сделаем. И мы отстроим Уютную Гавань.

Минус десять секунд отсчета…

Паразиты, мы вернулись!

НОЛЬ!

Послесловие редактора

«Опус № 176»

Этот роман должен был стать финальной точкой в карьере писателя Роберта Хайнлайна, все к этому шло, все необходимые условия были соблюдены, сцена подготовлена, а герои пьесы расставлены по местам. Но по странному стечению обстоятельств этого не произошло, жизнь писателя внезапно сделала резкий поворот и продолжилась, а ее несостоявшийся эпилог был признан нежелательным фактом карьеры Грандмастера, бастардом, лишен чинов и имущества и отправлен под нож гильотины. Но все это случилось потом, а вначале была идея, которая осенью 1976 года звучала так: «Панки против Барсума». Барсум – это вымышленный Марс писателя Берроуза, детская любовь американских фантастов Золотого Века, основа основ всей их культуры, а «панки» (которые в романе пишутся «Panki», а вовсе не «punks», как должны писаться настоящие панки), это неведомая, но вполне реальная угроза, нависшая над миром. Что такое эти самые Panki? Тут я должен вступить на зыбкую почву предположений, ни один из исследователей Хайнлайна не углублялся в эту тему, так что последующая пара абзацев может содержать полную чушь.

Не думаю, что Хайнлайн позаимствовал это слово из бенгальского «а есть что выпить?» или творчески переосмыслил название корейского блюда из риса и зелени. Скорее всего, это слово несет в себе какой-то глубокий смысл, например «пан» – все, «ки» – энергия… а может, оно не значит ровным счетом ничего, или же это действительно «панки». Слово «панк» в оригинальном значении слова – это отбросы, бездельники, гопники, шпана, а начиная с конца 60-х – «та молодая шпана, что сотрет нас с лица Земли»©. В 60-х – начале 70-х панки были определенно контр-культурой, причем с конкретными левацкими замашками. Связь между «панки» в романе и панками в реальном мире, если и существует, то не слишком сильная. Вряд ли Хайнлайн воспринимал это движение всерьез, в конце концов, это была не «красная угроза» 50-х, в ответ на которую он написал «Кукловодов». Но в мире что-то происходило, люди менялись, демократия ветшала, писатель чувствовал какую-то неясную тень, наползающую из неведомого Мордора, и «панки» могли показаться ему подходящим словом, чтобы обозначить им все угрозы, витающие в воздухе. Можно предположить, что слово «панкú» (panki) Хайнлайн образовал искажением английского слова «панк» (punk). С точки зрения написания слово изменилось радикально, а ударная «i» на конце изменила его звучание, придав ему инопланетный колорит. Ведь по замыслу это было барсумское слово. (Однако, написанное кириллицей, panki теряет всю свою инопланетную маскировку, и его хочется прочитать именно как «па́нки».)