Погоня за ветром

Он не мог ведать, о чём в эти мгновения думает его возлюбленная. А Альдона меж тем. сидя перед бронзовым зеркальцем, приводила в порядок волосы, красила уста и размышляла... о мести. Зря она отдалась в эту ночь чарам любви. Надо было удержаться. Да, она любит Варлаама, но... Пусть бы это произошло потом. А пока... Мориц и Маркольт, гнусные злодеи-отравители, должны получить по заслугам. Она, как Артемида-охотница, будет выслеживать их, словно диких зверей, и она сумеет... Должна суметь...

Днём распогодилось, вьюга утихла, брызнули на землю яркие солнечные лучи, вышибая из глаза непрошеную слезу. Для Альдоны приготовили большой крытый возок с дымящейся печью. Забравшись в него, княгиня велела трогаться.

Она долго смотрела в окно на освещённый солнцем Бужск. Сюда она хотела бы вернуться. Когда-нибудь, может, совсем скоро. Здесь, она знала, её ждут.

59.

Галопом нёсся по укутанным снегом холмам Подолии одинокий вершник в чёрном, подбитом изнутри мехом кожухе. Резко вскидывал голову, всматривался вдаль, нетерпеливо стегал нагайкой скакуна. Лицо всадника покрывала булатная личина с прорезями для глаз. Из-под неё спускалась вниз узкая чёрная борода.

Вот впереди показался крутой берег извилистого Буга, за ним открылись стены Бужска, сложенные из крепкого красного дерева. Из-за стен выглядывала крытая свинцом маковка церкви.

При виде крепости вершник облегчённо вздохнул, придержал коня, суетливо, слева направо, положил латинский крест, зашептал на латыни молитву.

— Посланник к тебе, боярин. Сказывает, от ляхов, — сообщил Варлааму дворский. — В горнице дожидается.

— Посланник? Ко мне? — Низинич встревожился и удивился.

При виде Варлаама неизвестный развязал на затылке кожаные ремешки и снял личину.

Овальное, немного скуластое лицо, окаймлённое узкой чёрной бородой, показалось Низиничу знакомым.

«Краковский палатин!» — Крепкая память сослужила ему добрую службу.

— Вижу, ты узнал меня, боярин Варлаам, — палатин неприятно усмехнулся.

— Да, достопочтимый. Я помню нашу встречу в Вавельском замке. Но мне удивительно, что и ты не забыл меня. Жажду с нетерпением услышать, что привело в мой скромный дом столь высокую особу.

Не прибедняйся, боярин. Мне ведомо о твоих успехах и твоей близости к князю Льву.

Варлаам распорядился накрыть стол в горнице и накормить гостя.

— О деле поговорим чуть позже, — объявил он. — Прими моё скромное угощение.

Низинич смотрел, как палатин с жадностью уничтожает медвежий окорок, запивая его светлым пшеничным пивом.

«Возголодал. Верно, торопился, конь весь в мыле. Значит, случилось у них в Кракове что-то».

Палатин спешил, рвал окорок острыми здоровыми зубами. Видно было, что ему не терпится изложить хозяину новости.

Отхлебнув из кружки пива, он быстро заговорил:

— Весть моя и плоха, и добра. Вначале о худом. В Кракове скончался наш горячо любимый государь, король Болеслав Целомудренный. Безутешна королева Кунигунда, несчастен осиротевший народ. Плачет по храброму рыцарю шляхта.

— Все мы смертны суть, — тихо промолвил Варлаам, пристально взирая на горестно опустившего голову собеседника. — Однако, смею думать, не одно только это несчастье заставило тебя скакать ко мне, светлый пан, забыв об усталости.

— О, ты прав, боярин, — согласно закивал палатин. — Я хочу, чтобы ты вместе со мной поехал во Львов, к твоему князю.

— Но зачем? Поясни. Ты мог бы отправиться к нему, не заезжая в Бужск.

Палатин хитровато улыбнулся.

— Шляхта избрала краковским королём Лешко Чёрного. Это племянник почившего.

— Кажется, Лешко женат па Агриппине, дочери бывшего черниговского князя Ростислава Михайловича?

— Да, да. Ты прав, боярин. Все русские и польские князья — близкие или дальние родичи. Отец княгини Агриппины — свояк и князя Льва, и Болеслава. Опять-таки родная сестра Агриппины — вторая супруга чешского короля Пржемысла Отакара. В то же время Гертруда фон Бабенберг, племянница первой жены Пржемысла, герцогини Маргариты, была замужем за покойным князем Романом, младшим братом князя Льва.

— А волынская княгиня Ольга — родная племянница Ростислава Михайловича?

— Запутанное родство. — Палатин через силу рассмеялся и смачно отхлебнул пива. — Как видишь, боярин Варлаам, на польскую корону сыщется немало претендентов. И многие ясновельможные паны не хотят, чтобы престол в Вавеле достался Лешку. Одни высказываются в пользу вроцлавского князя Генриха, а другие... — Палатин внезапно замолчал и выразительно уставился на Варлаама.

— Хотят, чтобы королём Польши стал князь Лев, — докончил за палатина Низинич, догадавшись, к чему тот клонит. — Но ведь... Это вряд ли возможно. Князь Лев — православный, а поляки — католики.

— Ну и что? — пожал плечами палатин. — В конце концов, отец князя Льва получил корону из рук папы и хотел заключить союз с ним против монголов. Мало того, он едва не посадил своего сына Романа на австрийский трон. Но при этом и король Даниил, и Роман оставались православными. Так ли уж важна вера? Так ли уж велико различие между латинским и греческим исповеданием?