Погоня за ветром

— Альдона, вдова Шварна, была у вас, принц, вчера вечером, — начала на немецком разговор герцогиня фон Бабенберг. — Я слышала, что вы дали ей во владение город Шумск. В то время как мне, светлый гранд принц, вы не дали ничего.

Она сердито поджала губы, провела перстом по морщинистому подбородку, на котором местами росли бородавки и волоски, и уставилась на князя, требуя ответа.

— Что вы хотите от меня? — раздражённо спросил Лев. — Вы не бедны, вряд ли в чём нуждаетесь. В Австрии у вас остались каменные замки с богатыми угодьями.

— Мой покойный муж, принц Роман, владел городами Слонимом и Волковыском, — как будто невзначай, заметила Гертруда.

— Сколько же можно вам говорить?! — Лев удивлённо пожал плечами. — Эти города — не мои. Они давно отошли к Литве. И воевать из-за них с литовскими князьями я не собираюсь. Пусть мой двоюродный брат Владимир отбирает их для вас, если захочет.

— Вы так скупы, принц Лео. Вы равнодушны к слезам несчастной вдовы! Ах, насколько же тяжела доля бедной родственницы!

Герцогиня принялась старательно вытирать шёлковым платком глаза, хоть и были они совершенно сухи. Елишка и Ярославна насмешливо переглянулись и заулыбались. Богемская принцесса, не выдержав, прыснула в кулачок.

Лев, отложив вилку, окинул всех строгим, колючим взглядом.

Ярославна, покраснев от смущения, потупила очи в тарелку. Елишка нарочито громко окликнула холопку, велев принести мочёные яблоки. Герцогиня фон Бабенберг, спрятав платок, снова вопросительно воззрилась на Льва.

— После трапезы обсудим, — коротко отрезал князь, кладя в рот очередной оливк.

Челядин разлил по чарам квас. Лев взял с блюда мочёное яблоко, стал медленно жевать. Вкушать пищу ему теперь приходилось передними зубами — боковые почти все выпали. Скользом глянув, он отметил про себя, что у герцогини зубов ещё меньше — всего несколько чёрных торчат во рту, и жуёт она с трудом, едва ворочая челюстями.

«А всё туда же, волости ей давай, города! Ведьмы они все, раганы, валькирии[211]! Юрата, Констанция, Альдона! Теперь эта ещё свалилась мне на голову! И Елена-Святослава, верно, станет такой же, задатки есть».

Окончив трапезу, Лев поднялся на верхнее жило в горницу. Надо было писать грамоту чешскому королю, своему шурину. Он собирался послать за Калистратом, когда в палату явились Елишка и Гертруда.

Шустрая богемка сходу запрыгнула к нему на колени.

— Я буду писать грамоту брату вместе с тобой! — объявила она.

— Девочка ты моя милая! — Лев невольно расхмылился. — Да как ты скажешь, так и будет. Вместе, так вместе. Вот придёт дьяк мой, Калистрат, втроём и обмыслим, что написать.

— Сбрей свою колючую бороду! — капризно потребовала дочь Отакара. — Она такая противная! Вот я ночью подкрадусь и обрежу её ножницами!

— Перестань! — отмахнулся от неё Лев. — Тоже мне, игрушку сыскала.

При герцогине ему не хотелось ни о чём говорить с юной женой, но бойкая девчонка вдруг обвила руками его шею и стала со страстью целовать в морщинистые щёки.

— Обожди! Прекрати! — Слова были тщетны. Лев грустно смотрел па усмехающуюся Гертруду.

Наконец, ему удалось отстранить от себя громко хохочущую принцессу и усадить её па скамью рядом с собой.

— Вы обещали дать мне волость, принц, — напомнила Льву строгим голосом герцогиня фон Бабенберг.

— Ничего я не обещал! — зло отрезал Лев.

«Ни села не дам этой попрошайке!» — решил он и вслух сказал так:

— Я чту память моего несчастного брата Романа и я согласен кормить вас. Но волости вам не дам. Вы — моя гостья, и не более того! И нечего нам здесь судить да рядить! Не столь я богат, чтобы земли свои раздавать кому ни попадя!

Герцогиня обиженно хмыкнула.

— Бывали ли вы в Холме, дорогая герцогиня, стояли ли перед гробом своего мужа, ставили ли свечи за упокой его души?! — продолжал, распаляясь, Лев. — Нет, не бывали, не ставили! Вы сразу же явились ко мне — выпрашивать, клянчить, как нищая на паперти! А вам первым делом надо было посетить могилу Романа. Наверное, вы даже и не знаете, где он похоронен?!

Гертруда закрыла лицо руками, разрыдалась громко, запричитала жалобно:

— Не заслужила я укоров таких! Вдовица я убогая! Бедная, несчастная! Зачем обижаете меня словами гневными?! Как помоями, обливаете меня, сирую, убогую! Два раза замужем я была, два раза вдовела! В монахини мне теперь идти или как?!

— И то лучше было б, чем волости у меня вымаливать! — процедил сквозь зубы по-русски Лев.

— Как вы жестоки! — продолжала всхлипывать герцогиня.

— Да замолчите же вы! Хватит выть! Сказал уже: в беде не брошу! Знайте: кров и хлеб вам у меня всегда обеспечен! Не прогоню, ради памяти брата моего Романа. Ибо вместе с ним мы росли, вместе нас уму-разуму отцовы мудрецы учили. В один день, почитай, и на коня в первый раз сели, и бились, молодые ещё совсем, под Ярославом и Нуссельтом плечом к плечу.

Гертруда фон Бабенберг перестала рыдать, стала старательно вытирать платком красные от слёз глаза, громко высморкалась, утёрла нос.