Да, Лопе все ясно. Его даже пронизывает радостное чувство, — на Гримку положиться нельзя. Выходит, на него, на Лопе, управляющий может положиться? Гримка ворчит и смачно сплевывает табачную жвачку.
— Ну и бери себе на здоровье этих вонючих скотов. Что я, присужденный, что ли, к двурогим рысакам? Они только и знают, что жрать, а чего сожрали, то сзаду и вывалилось. Да у человека и рук столько нет, чтобы согнать их с места хоть на шаг, ежели они сами не желают.
Это весь овес, который отпущен тебе на месяц? — спрашивает Лопе, перевешиваясь через край ящика.
— Да, слава тебе господи!.. А как же иначе… Они жрут-то как… не успеешь насыпать ящик, а в нем уже опять пусто. Разрази меня гром, и меня, и мою старуху, и всех моих детушек, ежели я сплавил хоть одно-разъединое зернышко… Они ведь все равно, как вши, волы эти, знай себе жрут и жрут!
— Ты доложи, не то недостачу на тебя запишут, — советует ему вечером Блемска. — Скотину нельзя морить голодом, не то мы будем ничуть не лучше, чем разные кровопийцы в своих замках.
Но Лопе даже и не приходится ничего докладывать. На другой день управляющий сам заглядывает в фуражный ящик.
— Вот скотина, — бранится он и велит Лопе подняться на чердак и насыпать там мешок овса. Под тяжестью полного мешка Лопе опрокидывается на ступеньках.
— Мало вы каши ели, ребятки, — насмехается управляющий. — Когда я был в вашем возрасте, я мог играючи снести три таких мешка зараз.
Однако за разговорами он даже и с места не трогается, чтобы помочь Лопе. Он бродит между кучами насыпного зерна и бранится на чем свет стоит. Лопе скатывает мешок по лестнице, потом мчится к матери, та приходит и безо всякого вскидывает мешок себе на плечо.
— Чтоб ты у меня больше в одиночку мешков не таскал, — говорит она так громко, что управляющий на чердаке непременно должен ее услышать.
Лопе не требуется много времени, чтобы поладить с волами. Гримка должен три дня подряд вводить его в курс дела, но когда поблизости нет смотрителя, Гримка лежит на меже пузом кверху, насвистывает песенки из кукольных представлений либо читает наизусть монолог Фауста, тоже из кукольного представления. Через некоторое время он обычно переворачивается кверху задом и начинает храпеть во все завертки.
Лопе изо всех сил старается проводить прямые борозды. Он не может постоянно наблюдать за Гримкой. И поэтому смотритель Бремме как-то раз, идучи вдоль межи, с умыслом наступает Гримке на живот. Но Гримка не из тех, кого легко смутить. Он вскакивает, словно разъяренная кошка, и с потоком брани выплевывает смотрителю прямо в лицо табачную жвачку:
— Тебе мало, что я из-за колик в желудке ни одной борозды прямо не могу провесть, так ты еще, слон эдакий, приходишь… вот подам я на тебя жалобу за увечье… сейчас прямиком пойдем к судье, пусть разбирается…
Смотритель не отвечает ему ни слова. Просто он разок замахивается изо всех сил, но Гримка проворнее, Гримка успевает уклониться от удара костлявой руки и спокойно направляется к Лопе и к волам.
— Плохо ты следил! Когда этот нильский кроко… бегемот… прямо на брюхо… гад такой, — говорит он Лопе.
— Сам будешь виноват, если сдуру скормишь волам весь овес, — говорит лейб-кучер Венскат Лопе, после того как Лопе проработал с волами два дня. — Теперь понимай как умеешь, а больше я тебе ничего не скажу.
При этом Венскат подмигивает своими серо-зелеными плутоватыми глазками, будто утка на свету. Но Блемска в воскресенье говорит другое:
— Не начинай только сплавлять овес на сторону. Это все чепуха, крохи, зато если кто надувает господ, тот не имеет права потом жаловаться, когда те крадут его рабочую силу.
Нет и нет, деньги на выпивку Лопе не требуются, а несколько пфеннигов на мелкие расходы он всегда может заработать вязанием веников. Господин конторщик выдает на руки матери все, что Лопе заработал за неделю.
Отец, когда на него находит буйство, требует, чтобы деньги выплачивали лично Лопе.