Погонщик волов

Словом, это никакой не ответ, и до самой ночи Лопе пытается разгрести кучу тревожных мыслей.

В этот же вечер Фердинанд долго не зажигает огня и не занимается чтением. Он осуждает себя. Слишком внезапно все это на него свалилось. Гром с ясного неба. Его сын пробудился ото сна. Почему он не сказал ему откровенно: «Да, я — твой отец, так, мол, и так». Какой смысл и дальше жить в обмане? Множество самообвинений. Но за вечер и за ночь такое же множество тщеславных предрассудков, малодушных уверток и мучительных раздумий о будущем пожирает эти обвинения, как муравьи пожирают навозных жуков. Взять, к примеру, часы, проводимые с Фридой Венскат. Мысль о том, что Фрида, по сути дела, его возлюбленная, он с негодованием отметает. Она теперь часто к нему приходит, слишком даже часто. Он говорит Фриде:

— Мне думается, нам не следует так часто бывать вместе. Не знаю, поймешь ли ты меня, но цветок дружбы, но любовь захиреет и поблекнет, если поить ее водой чрезмерной близости. Как бы это выразить: аромат совместных часов следует для начала вдыхать в одиночестве. И только тогда… впрочем, это очень трудно выразить.

Фрида не придает его речам никакого значения. Только слово «любовь», единственное из всей тирады, осело у нее в ушах. Да-да, наверно, и впрямь не следует так часто… И она сидит по два, по три дня дома, изнывая от тоски у окна, за своими фуксиями. Но спустя три дня она заявляется снова и вся трепещет, словно молодая кобылица. Она не засыпает, как засыпала жена управляющего, когда Фердинанд зачитывает ей свои самоописания либо цитирует длинные комментарии из книг. Но и слушать она тоже не слушает. Она впивается взглядом в его глаза, в его губы, мысленно испещряет его лицо узорами поцелуев. С тем же успехом Фердинанд мог бы зачитывать все это «Незнакомке», чья гипсовая головка стоит у него на книжной полке. Фрида подобна церковному шпилю, который вспарывает брюхо низко проплывающему облаку. Облако разражается дождем, но какая с того радость шпилю? Он еще не кончил читать, а Фрида уже полностью углубилась в мысли о награде, которая причитается ей за долготерпение. Награда состоит в пожатии рук, беглых ласках, скупых поцелуях. Фердинанд должен платить. Порой Фрида, как бы потрясенная красотой прочитанного, ложится на его постель. Тут уж плата бывает особенно высока. Фердинанд вносит ее, внутренне обливаясь горючими слезами и даже отвернувшись, но через какое-то время его тоже разбирает, оба сливаются в гармонии… да-да, наконец-то в гармонии, и тут у Фриды больше прав, чем у Фердинанда. Фердинанду чудится, будто Фрида несколько переменилась. Эти перемены он приписывает своим усилиям, направленным на духовное усовершенствование Фриды. Ему мнится даже, что теперь он ухватился за самый кончик своего жизненного предназначения. Его мечты расстилают перед ним кипенно-белый плат жизни, который он некогда будет держать в руках, чтобы покрыть им страждущее человечество. Судьба покамест приберегает его. Приберегает для великих свершений. Сейчас он вынужден обретаться в юдоли нечистых душ и непросвещенных умов. Никому не ведомы ростки великого, что тайно пробиваются в груди у Фердинанда. Но в один прекрасный день, когда эти ростки обретут такую силу внутреннего свечения, что люди будут слепнуть при одном взгляде на него… о, тогда к нему может явиться небезызвестная фрейлейн фон Рендсбург, либо некая графиня Герц ауф Врисберг и сказать: «Ах, как я была несправедлива по отношению к вам! Можете ли вы когда-нибудь простить мне мою несправедливость?»

Он же, знаток человеческих несовершенств, ответит: «Все давным-давно прощено, милостивая государыня. Судьба свела меня с вами, вы оказались твердым, зазубренным камнем на путях моей жизни, но теперь этот камень порос мягким, бархатистым мохом».

Не исключено, что она зарыдает. То есть наверняка даже зарыдает эта небезызвестная фрейлейн фон Рендсбург, она же графиня Герц ауф Врисберг.

«О нет, — скажет он ей мягко, — прошу вас, не нарушайте моего уединения, не возвращайте меня из дальних одиноких уделов моей души».

Жизнь шагает по земле. Шагает по-разному: где семеня паучьими ножками, где делая блошиные прыжки, где сокрушая все копытами. Она может подскакивать, проскальзывать, извиваться змеей — все зависит от того, на чью долю она выпала, эта жизнь.