Поговорим о графологии. Почерк – зеркало души

Об этом своем стихотворении Е. Добровенская писала: «И почудилось мне, что в каждом мужчине есть Дон Жуан, а в каждой женщине – Кармен. Отыскав в себе эту самую Кармен, я поразилась ликованию от ощущения свободы, ощущения себя женщиной до мозга костей. Мне захотелось танцевать. Это стихотворение, написанное мной, по сути танец, написано на одном дыхании, и я почему-то к нему (стихотворению) привязана нежно…»

Несмотря на то что был представлен не черновик стихотворения, а простое переписывание автором своего давно написанного стихотворения, в рукописном тексте как бы вновь переживалось, как бы вновь писалось.

Первое четверостишье:

Каблучком своим острым по сердцу задев,

Прохожу я, легка, как вечерний туман.

Ты – красавец, ты – светский пресыщенный лев,

И тебе покоряются все, Дон Жуан!

Если посмотрим на почерк, то видно, что строчки идут наклонно вниз, слова не выдержаны «по линейке», много букв сильно клинообразных, а слово «Дон Жуан» написано через дефис, словно какое-то сложное прилагательное, т. е. оно как бы «ограмматичено». Все это говорит о мечтательном, рассеянном настроении, преувеличениях и замкнутости на себе. Но ведь и смысл стихов говорит ровно о том же!

Второе четверостишье:

Ну а я над тобою смеюсь, Дон Жуан!

Над капризною маскою мелких страстей.

Не по силам тебе даже крупный обман,

Ведь любой человек – он ничей, он ничей!

Наклон строчек именно во втором четверостишье пошел вверх, пока не резко, но вверх. Это свидетельствует о живости в каком-то решении. Первая заглавная буква «Н» высокая и стройная, почти грациозная, в отличие от прописных букв в первом четверостишье… Еще ряд признаков говорит о том, что в человеке проснулись чувства благородства, искренности и эстетичности… Но ведь и смысл стихов свидетельствует о том же!.. Правда, есть одно «но» – слово «Дон Жуан» до сих пор написано с ошибкой – через дефис, «Д» в этом слове поникшее и словно мокрое. То есть для автора Дон Жуан до сих пор ненастоящ, невсамоделешен, а следовательно, и чувство пока не «разогретое», не доведенное до градуса сильной эмоции.

И наконец третье четверостишье:

Я танцую, и легкие юбки летят,

Как цыганские кони, – не нужен им плен!

Не кидай на меня свой пресыщенный взгляд,

Дон Жуан! Я ничья, Дон Жуан! Я – Кармен!

В рукописи Добровенской обнаруживается, что в слове «Дон Жуан» не только нет никакого дефиса, а между двумя частями этого имени большие пробелы. Первая строчка четверостишья не только идет вверх, она вверх просто взмыла, теперь уже много не угловатых, а округлых букв… Здесь уже появляется и эмоциональный напор, и живой Дон Жуан, и живая Кармен, и чувство, и танец…

Размашистые, крупные, словно выпуклые иероглифы Мисуги оставляли ощущение удивительного изящества, но стоило приглядеться к ним, и от каждого иероглифа начинало веять бесцельностью, пустотой. Наверно, он держал конверт в левой руке и, не жалея туши, щедрой кистью надписал его единым духом. Нельзя сказать, что его почерк был сух, но в нем проглядывали холодная бесстрастность и самонадеянность. Короче говоря, его размашистые письмена с самого начала не располагали к себе, в них чувствовалось стремление к самоутверждению, столь свойственное современным людям, хотя иероглифы и были лишены раздражающей вычурности, присущей тем, кто склонен кичиться красивым почерком. Конверт производил внушительное впечатление. Я вскрыл его и вынул из него большие листы китайской бумаги, какими обычно пользуются художники. Они были исписаны тем же размашистым почерком – в каждой строке не более пяти-шести крупных иероглифов». Это – отрывок из рассказа японского писателя Ясуси Иноуэ «Охотничье ружье», дающий некоторое представление о японской графологии.

ГЛАВА II. ОСНОВЫ ГРАФОЛОГИИ

Чем должен руководствоваться начинающий графолог