Поговорим об этом позже (ЛП)

— Хорошо. Там ваши клюшки… Тогда я просто… эм-м-м… пробегусь до бара.

— Молодец, — отсалютовал ему Оливер.

Эмиль подождал, пока Джерри уйдет, и ударил по мячу. Он улетел в кусты.

— Давай ещё раз, — уступил ему Оливер. — Почему мы вообще играем в гольф? И почему ты считаешь эти штаны счастливыми?

— Потому что это расслабляет, и потому что их подарила мне моя жена. Она сказала, что раз уж я собираюсь смываться из офиса пораньше поиграть в гольф вместо того, чтобы лечить людей, то должен выглядеть соответствующе.

Оливер засмеялся, но затем вспомнил, что жена Эмиля умерла. У покойной миссис Гамильтон было отличное чувство юмора. Но все равно момент не тот.

— Это… забавно. Мне жаль, что не довелось с ней познакомиться.

— Всё в порядке, — пожал плечами Эмиль. — Ты бы ей всё равно не понравился. Она не доверяла людям, которых считала симпатичнее себя.

— Оригинально, — прокомментировал Оливер, устанавливая колышек для мяча.

— Pabst Blue Ribbon 1844? Я думал, его продают только в Китае, — сказал Эмиль.

— Неужели? — Оливер притворился удивлённым. — Ну что ж, интересно посмотреть, на что способен Джерри.

Эмиль с улыбкой покачал головой.

— Если уж это не расслабляет, тогда не знаю, что должно.

Оливер повертел шеей, приводя в порядок позвоночник.

— Я думал, что гольф и подобная херня должны влёгкую уделывать «Анонимных алкоголиков» и прочую терапевтическую ересь. Но разве я что-то в этом понимаю? — он замолчал, посмотрев через плечо на Эмиля. — Это не риторический вопрос. Серьёзно, я вообще хоть что-то понимаю правильно? Я считал, что мой пиздец не совсем безнадежный, но затем оглядываюсь по сторонам и думаю: «А что, если я не прав».

Дружеское участие на лице Эмиля сменилось сочувствием, и Оливер невольно задался вопросом, что именно известно Эмилю о его недавнем загуле.

— От тебя зависят многие, Оливер.

Оливеру порой казалось, что этим людям психотерапевт требуется больше, чем ему самому. Он взмахнул клюшкой, отточенным движением отправив мяч на триста ярдов. Он приземлился прямо в центре поля, неподалеку от лунки. То, что Оливер терпеть не мог проводить время за игрой в гольф, не значило, что он плохо в него играл.

— Ты сейчас меня ненавидишь, не так ли? — догадался Оливер.

— Немного. Но тот факт, что ты ноешь как унылый эмо-подросток, немного сглаживает ситуацию, — признал Эмиль.

Оливер вернул клюшку на место в сумку и хмуро посмотрел на гольф-кар.

— Кажется, одному из нас теперь придётся сесть за руль этой недоделанной газонокосилки, — заметил он.

— Ты сам избавился от нашего кедди. Которого, кстати, зовут Джош, а не Джерри, — сообщил ему Эмиль.

— Точно. И он станет Джошем, когда прекратит откликаться на Джерри, — пожал плечами Оливер, обходя машину со стороны водителя. Эмиль сел, когда Оливер уже заводил мотор.

— Что значит «эмо»? — поинтересовался он. — Хотя, без разницы. Ты скучаешь по своей жене?

Эмиль имел привычку делать паузы в разговоре, погружаясь в свои мысли. Они с Оливером подпрыгивали на кочках в комфортном молчании на скорости восемнадцать миль в час. Относительно комфортном. Оливер пытался понять, были ли у него проблемы с уважением чужих личных границ, помимо трудно преодолимого стремления к удовольствиям, которые сулил беспечный алкоголизм, к сожалению, несовместимый с его более глобальными целями в жизни. Разумеется, проблемой посерьёзнее было то, что он сам не совсем был совместим со своими целями, но подобные уничижительные самокопания вгоняли в депрессию больше, чем штаны Эмиля для игры в гольф. Они так сблизились с Эмилем на фоне взаимного презрения к гольфу как социально приемлемому времяпрепровождению, что Оливер решил оставить своё мнение о его штанах при себе.

— Последние три месяца перед смертью она сильно болела. Рак яичников. Шансы достаточно хорошие при раннем обнаружении, но ей продолжало не везти снова и снова, — он покачал головой. — Болезни, подобные раку, лишают тебя всего, и поэтому она злилась. Обижалась, — он посмотрел на Оливера и решил не вдаваться в подробности, почему молодая женщина, у которой было столько причин жить, не могла примириться со смертью. — Я начал скучать по ней ещё до того, как она умерла. Когда я её вспоминаю мне кажется, что она вернулась ко мне. В какой-то степени.

Неловкость, которую испытывал Оливер из-за принявшего неожиданный поворот разговора, начала проходить. Почему-то люди считали, что он знает, что такое горе, потому что его родители трагически погибли. Но правда в том, что он был ребёнком, когда это случилось. В подростковые годы он осознал, что уже не мог разделить собственные воспоминания о родителях и то, что рассказывали ему другие люди. Он просто потерял ощущение реальности происходящего, и родители стали для него будто персонажами из книги, по которым он в равной степени скучал и ненавидел, что их нет рядом.

— Наверное это тяжело, — сказал Оливер. — Мне жаль.

Эмиль с любопытством на него посмотрел.

— Если тебе ещё интересно, то это и называется «эмо».

Оливер фыркнул.

— Эй, я тут пытаюсь проявить участие, — возразил он.

— Не стоит. Тебя будто сейчас стошнит.