Поговорим об этом позже (ЛП)

— Постарайся в следующий раз быть попридирчивей, — велел Оливер. Его пальцы спустились к основанию её шеи, и Хлоя наклонилась вперёд, чувствуя, как напряжённость мышц улетучивается с каждым его движением. Локтём она задела пакет с остатками чипсов, который всё ещё лежал между ними, но Оливер спас его от падения, поднялся на ноги и отнёс чипсы и свой бывший гороховый компресс обратно на кухню.

Хлоя воспользовалась моментом и растянулась на диване, с удовольствием потягиваясь, пока не почувствовала, как, к её удивлению, что-то в позвоночнике встало на место с характерным звуком.

Оливер вернулся и остановился перед ней, смотря сверху вниз и неодобрительно покачивая головой.

— Ты собралась здесь спать?

Она похлопала ладонью по подлокотнику.

— Может быть, — кивнула она. — Это хороший диван. Ты уходишь?

— Да, поздно уже. Думаю, мне пора, — он жестом указал на неё, — тем более ты прогнала меня с дивана…

Хлоя протянула к нему руку.

— Поухаживай за девушкой, — намекнула она, и Оливер помог ей подняться. Хлоя взяла со стола сумочку и сняла с вешалки крайне неудачное пальто в клеточку, и тут Оливер кое-что в себе заметил. Это не было крупным прозрением, способным заставить его пересмотреть свою жизнь, нет. Он просто осознал, что вечер ещё не окончен, и увязался за нуждающейся в кофе Хлоей не только из-за желания защитить её на тёмных улицах. Скорее уж потому, что ему вовсе не хотелось с ней расставаться.

Ему потребовался почти год, чтобы избавиться от чувства вины и подавленного гнева, но он твердо усвоил то, что Кларк пытался ему донести больше года назад. Неотъемлемой частью того, чем они занимаются, является обязанность помогать людям вернуться на правильный путь. Хлое потребовалось заставить его как следует побегать по лабиринту, чтобы, наконец, это осознать.

И теперь он старался исправить последствия своих неправильных решений.

Его удивило, что всего полчаса назад он чуть было не принял ещё одно, когда его взгляд зацепился за взбитые сливки над губами Хлои. Она пила очередную свою кофейную бурду, а Оливер поддразнивал её на тему того, как её голос звучит по телефону, или когда она управляет Башней.

— Ты намекаешь на то, будто я люблю всеми командовать? — попробовала угадать Хлоя.

Это тоже, но Оливер говорил о другом. Он начал думать, как исправить положение, когда внезапно осознал, что они флиртуют. По крайней мере, он флиртует. Оливер не был уверен, что делает Хлоя. Более того, это происходило даже не в первый раз. Его тянуло к ней уже несколько недель как, и это привело Оливера к тому, что он не прочь составить ей компанию посреди ночи в очереди за кофе. И его ведь даже не смущает тот факт, что Хлоя абсолютно ничего не замечает!

Он смотрел на неё слишком долго, отчего Хлоя начала смущаться, пока Оливер не взял у неё из рук салфетку и не стёр пену с её губ. Он решил пока проигнорировать своё озарение. Более или менее. Когда они шли по улице, он по-дружески обнял её за плечи и внимательно слушал, как она рассказывала о новом способе индексации данных, который позволит увеличить производительность поиска. При этом Хлоя активно жестикулировала, пытаясь передать нечто абстрактное, но в её понимании прекрасное.

Хлоя тоже постепенно отходила от последствий своих опрометчивых решений.

____

Пару дней спустя он играл в гольф со своим приятелем Эмилем, который к тому же был его личным врачом. Доктор Гамильтон понимал, что Оливер проводит с ним время отчасти потому, что ему нужен психотерапевт. Но он знал, что пока у Оливера есть йога, его вторая работа и гольфотерапия, он не сунется ни к одному.

В Канзасе стояла зима, что означало, что в гольф почти никто не играл, несмотря на не по сезону тёплую погоду. И, тем не менее, Оливер все равно чувствовал неловкость за Эмиля в его счастливых штанах для гольфа каждый раз, как он прицеливался клюшкой, покачивая вперёд-назад обтянутой полиэстером задницей.

Его речь в «Анонимных алкоголиках», вероятно, начиналась бы так: «Меня зовут Оливер Куин, и я не алкоголик, а просто мудак, и когда я пьян, мой стоп-кран на мудачество не работает. Уже прошло чуть больше трёх месяцев с тех пор, как я надирался до такой степени, чтобы мне было на всё похер, и чуть меньше трёх минут с тех пор, как я жалел о том времени, когда мне было на всё похер».

И Оливер уже почти с этим смирился, правда. Но всё же иногда сожалел, что приходилось прятать своего внутреннего мудака.

Их кедди, студент факультета бизнеса университета Метрополиса, постоянно обращался к нему «сэр» и уже достал вопросом, не хочет ли он выпить.

— Господи, Джерри! Сколько можно? Принеси уже мне пиво. Хотя, нет, — Оливер покачал указательным пальцем, — сгоняй-ка в бар и принеси мне Pabst Blue Ribbon 1844. И не возвращайся без него.

— Pabst Blue Ribbon? — Джерри смотрел на него, как на сумасшедшего.

— 1844, — повторил Оливер. — Пока у тебя в руках не будет ледяной бутылки именно этого пива, я не хочу тебя видеть.

— Да, сэр, — сказал Джерри и посеменил к гольф-кару.

— Гольф-кар оставь, — остановил его Оливер.