Пограничье

   — Красивый, — признала я, не зная, куда деть глаза от смущения. Вдруг выяснилось, что мне мужчины никогда не делали подарков, если папу Рода не считать, и как в таких случаях поступать, было неясно. Павлик быстро догадался о причине моего смятения и, лениво откинувшись на подушки, смешливым дурашливым голосом произнес:

   — Теперь благодари, — и уточнил, чтобы у меня сомнений не возникло в том, как именно я должна это делать:

   — Благодарственные поцелуи — они самые сладкие.

   — Это почему? — я наклонилась над ним, ожидая ответа.

   — Потому что это те поцелуи, когда целуют тебя... Ты, между прочим, еще ни разу сама меня не целовала. По-настоящему.

   И подмигнул мне весело.

   Как выяснилось, целовать смеющимися губами улыбающийся рот и в самом деле очень сладко.

   Рабочий день ангела-хранителя расписан по минутам, а выходных у него не бывает. И личной жизни, и собственных желаний, и устремлений, и чаяний. Ничего, пока не закончится действие контракта, а длится он, обычно, очень долго. Ну, если ты сглупил однажды и попал в бесконечную кабалу отложенного долга. Как один глупый ангел с рыжим хвостом из неприятностей.

   Этому хвосту, то есть, этому долгу, конечно, прошлой зимой стукнуло десять лет, и когда он закончится, было неясно. Да и закончится ли когда-нибудь вообще?

   Афиноген запретил себе об этом думать, раз и навсегда. Об этом, о совершенных ошибках и о проценте самоубийств среди хранителей, предпочитая думать о других вещах. И все равно вспоминал, не решаясь даже самому себе признаться, что на уровне подсознания мысли о событиях тех лет не покидали его никогда.

   Первый свой контракт Афиноген подписал на третьем курсе, ни с кем не посоветовавшись и, если честно, даже не особо вчитываясь в пункты, подпункты и исключения. Торопился стать первым в выпуске рабочим ангелом. И уже в первые часы, даже до посещения Библиотеки, понял, как же он попал. Договор заключен на два года. Спрыгнуть с контракта невозможно, а тот, кого Афиноген взялся охранять, чьи цели с того дня, как плотную бумагу украсили две подписи, стали его, Афиногена, целями, был последним из самых немыслимых кандидатов на то, чтобы получить хранителя.

   Надо было внимательно слушать советника по трудоустройству! Надо было уже тогда, на первом курсе, зазубрить наизусть: всегда составляй контракт сам, особенно для темных.

   Маг, нанимавший хранителя для своего дальнего родственника, нетерпеливо стучал пальцами по столу, презрительно кривил губы и не снимал маски.

   Нет, конечно, сними он тогда маску, ничего бы не случилось. Афиногену страшно до синих точек перед глазами становилось, когда он понимал, что один его опрометчивый поступок десять лет назад так изменил ход событий, что поставил под угрозу существующий миропорядок.

   И все-таки Афиноген же сто раз давал себе слово не возвращаться к тем дням. Что было, то было. Исправить ничего уже нельзя. Впрочем, как показала практика последних дней, что-то все-таки можно.

   Первое правило ангелов-хранителей гласило: «Никогда, ни под каким предлогом не оставлять объект без присмотра». Второе правило ангелов-хранителей уточняло: «Даже если твоей собственной жизни угрожает опасность, ты не смеешь покидать объект». Третье правило ангелов-хранителей… Впрочем, основных правил было только два, а третьим пунктом шла приписка о всех тех карах и проклятиях, которые постигнут того идиота, что осмелился оставить подопечного одного.

   И все-таки Афиноген тем вечером оставил Оливку, сладко сопящую в кроватке, чтобы отдать дань прошлому. Он умчался к той, кого мысленно называл своей факультативной работой, к той, при взгляде на которую его прожигал нестерпимый стыд. О, если бы она знала, как он был виноват перед ней, она не была бы так дружелюбно настроена к нему.

   И умчался-то всего на пять минут, чтобы проверить, все ли в порядке, проникся ли Эро важностью вопроса, не наделал ли глупостей, осознал ли, что с этой девушкой надо действовать не так, как он привык… Настроился на ауру, которая за десять лет стала почти родной, и провалился в непроглядную черноту заброшенного колодца.

   «Что за хрень? — мысленно взвыл Афиноген, нащупывая реальность. — Какого черта она делает в колодце?»

   Ведь все было так замечательно улажено! Проникновенная беседа с бабушкой, легкий намек матери, два литра коньяку со жрецом… В голове при воспоминаниях о коньяке запульсировало, а желудок неприятно сжался…

   Как же легко было работать, пока обе девочки находились под его присмотром!!

   Впрочем, проклятый Пауль Эро убедил же Афиногена, что теперь старшенькой ничего не угрожает. И что Афиногену стоит заняться своими прямыми обязанностями, то есть устроить жизнь Оливки, получить, наконец, свой многострадальный диплом… И да, не показываться больше Сонье на глаза, не в том виде, в котором он явился перед ними в последний раз.

   Ревнивый.

   Афиноген улыбнулся своим воспоминаниям и почти сразу же нахмурился.