Пограничье

   — Я… — он спрятал от меня глаза, а я почувствовала, как мои щеки расчерчивают обжигающие ручьи слез.

   — Пожалуйста! — оглянулась беспомощно по сторонам.

   Вот Гаврик закрыл лицо руками и тихонечко поскуливает, вот Ларс, напряженный, как струна, по-прежнему сидит в кресле, вот Фенрир, бледный и злой, не сводит глаз с того, кто только что убил человека, научившего меня любить.

   — Черт знает что, — проговорил убийца, стирая кровь моего мужа с кинжала о белизну батистового платка. — Хранитель, тебе надо было вернуть мне череп, а не провоцировать к его уничтожению.

   Зло отшвырнул в сторону лезвие и рявкнул:

   — Что стало с этим светом за жалкие несколько тысяч лет!? Почему все и всюду нарушают правила?

   Он, не глядя по сторонам, подошел к столу, взял в руки череп Арнульва, хохотнул, глянув на скрючившегося у стены Фенрира, а после этого легким росчерком разорвал пространство и покинул нашу маленькую компанию.

   — Нет! — крикнул тот, кто назвал себя моим отцом, и бросился вперед, потому что Павлик уже больше не мог удерживать его своими путами, но мне было наплевать.

   Я задыхалась, не видя ничего вокруг. Я сцеловывала остатки жизни со стремительно бледнеющего лица своего мужа. Всего за несколько секунд я пообещала всем известным мне богам все, что только могла пообещать и даже более того, молясь о том, чтобы они вернули моему мужчине жизнь.

   — Павлик, — безнадежно позвала, впиваясь пальцами в крепкие руки, которые еще только этим утром так страстно одаривали меня любовью. — Пашка, не смей умирать! Не хочу без тебя… не могу… — слезы капали на проклятые розовые очки, воруя у меня последние мгновения жизни любимого. — Не хочу без тебя, Павлик мой!

   Я уткнулась лицом в промокшую от крови рубашку.

   — Попробуй только умереть, сволочь! — проорала я, услышав, что сердце под моим ухом замедлило свой ход.

   — Я тоже люблю тебя, милая, — прохрипел Павлик и перестал дышать.

   Он на самом деле перестал дышать.

   — Ненавижу тебя, — пробормотала я, неверяще глядя в неживое лицо. — Ты не можешь умереть.

   Разве может умереть тот, кто вдруг стал центром моей вселенной? Разве может он умереть после того, как научил меня любить?

   — Счастье мое, — задохнулась я, вдруг поняв, что жизнь все-таки покинула тело любимого навсегда. — Счастье… я…

   Прохладные пальцы коснулись моей руки, после чего кто-то произнес надо мной голосом Афиногена:

   — Теперь я знаю, как с тобой рассчитаться.

   Я посмотрела на него удивленно. Рассчитаться? Мне нет дела до каких-либо долгов. Я, кажется, только что умерла, а он тут говорит о чем-то, не понимая, что прямо сейчас закончилась не одна жизнь, а сразу две, потому что жить без Павлика я не собиралась. Не дольше, чем до первого достаточно крутого обрыва, которых в Волчьей долине было более чем достаточно.

   Афиноген же грустно улыбнулся и качнул головой.

   — Не думаю, что это хорошая идея, — произнес негромко. — Ты слишком хороша для смерти. Поживи еще.

   — Я не могу, — призналась я искренне, — на самом деле не могу.

   Ангел-хранитель настойчиво отодрал меня от тела Павлика и мягко оттолкнул в сторону.

   — Тут постой пока, — я растерянно оглянулась и, кажется, даже удивилась отстраненно абсолютной тишине.

   Ларс закрывал собой испуганного Гаврика от освободившегося Фенирира и рычал тому в лицо что-то явно ругательное на волчьем. Я не стала вслушиваться в его слова, вместо этого я выхватила из воздуха магическую нить и обрушила на старого оборотня ледяную молнию, вложив в силу удара всю свою ярость, все бешенство от отвратительного чувства беспомощности, тоской своей приправила, завязала горестным узлом — и жахнула.

   Фенирир упал на пол застывшей статуей, а я выдохнула несколько раз через нос и сощурилась в сторону Ларса:

   — Ни. Одного. Гребаного. Звука.

   И посмотрела на Афиногена, который опустился на колени возле Павлика.

   — Помоги снять рубашку, — велел он, я же не стала возиться с пуговицами, а ухватилась за ворот и рванула, срывая с мужа одежду. В другой раз он бы улыбнулся, сказал бы что-нибудь в стиле:

   — Милая, твой энтузиазм меня заводит.

   Или поцеловал.

   Слезы снова навернулись на глаза. Я засопела и отбросила в сторону остатки рубашки, а потом заглянула Афиногену в лицо.

   — Генка, что ты хочешь сделать?

   — Ты знаешь, что ангелы почти бессмертны? — вместо ответа спросил он.

   — Я думала, это сказки.

   — Не совсем так, — он обмакнул пальцы в лужицу крови на полу и нарисовал напротив сердца Павлика маленькую шестиконечную звезду, больше похожую на снежинку с кривым хвостом. — Точнее, совсем не так. Воды не принесешь?

   Не глядя, выхватила из воздуха магическую нить и протянула ангелу ковш из ладоней, наполненный ключевой водой. Генка обмакнул в нее пальцы, провел кончиками по лицу Павлика, словно рисовал дорожки слез, затем повторил этот жест, подняв руки к своему лицу, и выдохнул тихонечко:

   — Отдаю добровольно.