Пограничье

   — В конце концов, я должен тебя наказать, а не наградить! — возмутился Вельзевул Аззариэлевич, когда Павлик предложил отработать провинность в Призрачном замке. — Я вхожу в комиссию по контролю за лицензированным перемещением уже много лет и, знаешь, не хочу лишиться этого тепленького местечка из-за некоторых остолопов. Поэтому, дорогуша, сгоняй-ка ты в Русалочий город.

   И добавил, когда молодой нарушитель правил перемещения уже совсем успел обрадоваться:

   — В Библиотеку.

   — Вельзевул Аззариэлевич! — Павлик молитвенно сложил руки. — Но вы же знаете, Людоедовна меня живьем слопает! Она же в прошлый раз мой читательский билет порвала в клочья и показательно сожгла его остатки в назидание другим читателям!

   — А зачем ты карточку из картотеки упер?.. Нет. Даже знать не хочу... Мне, видишь ли, не с руки с Гремли... черт! с Герминой Людвиговной ссориться. А ты сходи, да... Своим ходом. И пошерсти там по каталогам в поисках информации на одного человечка.

   Павлик недовольно поморщился, представляя себе, как придется идти к Людоедовне на поклон, уговаривать, лебезить и унижаться, но тут директор Ясневский произнес просто волшебное по своему смыслу предложение:

   — А белый билет я тебе выпишу.

   — Бе-белый?!

   Да быть этого не может! Всю свою сознательную сыщицкую жизнь Пауль Эро мечтал о доступе в закрытый библиотечный сектор, в народе именуемый ангельским.

   Тяжелый зеленый ковер скрадывал смелые звуки шагов, пока Павлик шел к приемному пульту. Ровно пятьдесят четыре метра тяжелого зеленого ковра с тонким темно-коричневым кантом с обеих сторон Людоедовна смотрела на пришедшего с выражением легкой брезгливости на лице. На пятьдесят пятом метре она узнала в высоком мужественном читателе коварного нарушителя и задохнулась от возмущения, вылетела из-за конторки и, придерживая одной рукой серый подол длинного платья, поспешила навстречу пришедшему, дабы и нога его не ступила под сень главного читального зала.

   — Господин Эро! — прошипела она голосом, полным яда, и Пауль печально опустил голову. А он-то надеялся, что за три с половиной года, минувших после того досадного недоразумения, местный Цербер успел о нем, скромном сыщике, позабыть. Людоедовна ничего и никого не забывает. Никогда.

   — По какому праву вы?..

   Жестом фокусника Павлик достал из правого кармана приготовленный заранее билет, но от торжествующей улыбки удержался.

   Женщина словно с разгона налетела на невидимую стеклянную стену.

   — Гермина Людо... Людвиговна! Я здесь по поручению директора Ясневского!

   И стена эта, по всей вероятности, была более реальной, чем это сразу показалось сыщику, потому что дама слегка пошатнулась, заботливо придержав голову рукой, и только после этого выдохнула:

   — Вельзевула Аззариэлевича?

   Словно был второй директор Ясневский... Пауль снисходительно улыбнулся, тряхнул отросшими волосами и щелкнул каблуками форменных сапог.

   — Так точно!

   Достал из второго кармана маленькую коробочку, завернутую в шуршащую синюю бумагу, письмо в простом белом конверте и, протянув все это опешившему библиотекарю, сообщил:

   — Пан Ясневский велел вам передать с наилучшими пожеланиями, — и в сотый раз пожалел о том, что не посмотрел, что было написано в письме и не заглянул под синюю обертку, потому что Людоедовна смущенно зарделась секунд на пять, а опомнившись, глянула на Павлика втройне яростным взглядом и потребовала:

   — Билет сдать, бахилы надеть, фамилию искомой особы вручить.

   — Но...

   — Вручить! Или попрошу покинуть здание библиотеки!

   Павлик тяжело вздохнул и протянул старой грымзе листок плотной бумаги, на котором ровным директорским почерком было написано два слова: «Ангелина Фасолаки».

   — Пройдемте со мной, — почти не открывая рта, проговорила Гермина Людвиговна и мрачно сверкнула глазами из-за прозрачных линз, — прежде, чем допустить вас в операционный зал, необходимо подписать несколько бумаг.

   Если присмотреться к выражению лица почетного библиотекаря, становилось понятно, что женщина гораздо охотнее и с большим удовольствием препроводила бы знаменитого сыщика на эшафот, но упоминание имени директора Школы Добра снова сыграло свою роль.

   Пауль немного напрягся после слов «операционный зал» и попытался припомнить, что он когда-либо слышал о закрытом секторе Всемирной библиотеки, но информации почти не было, счастливые же обладатели белых билетов все больше отмалчивались либо таинственно хмурились, когда их начинали расспрашивать о том, что скрывается за золотыми дверями на последнем этаже древнего, как весь Речной город, здания.

   В белых бахилах, неспешно, подстраиваясь под степенный шаг Людоедовны, Пауль Эро поднимался по широкой лестнице.

   — Полагаю, раз билет выписан на ваше имя, отказаться от посещения операционного зала вы не можете? — спросила женщина, внезапно остановившись и схватив сыщика за локоть.

   — Отказаться? Да с чего бы!? Попасть в ангельский зал, можно сказать, мечта всей моей жизни... Ну, половины ее так точно...

   Людоедовна неопределенно качнула головой и пробормотала:

   — Не думаю, что вы будете держаться того же мнения, когда мы встретимся с вами в следующий раз.