В лес, даже за ягодами и грибами, она ходила всегда с берданкой: время опасное, а охотничье ружье, заряженное крупной картечью, — надежная защита. И, бесшумно приблизившись на верный выстрел, послала заряд картечи вдогонку фашистам. Она всегда стреляла метко, и тут не было промаха. Один из них рухнул на землю, второй, петляя меж деревьями, бросился наутек, отстреливаясь из автомата...
Родителей Валя похоронила на хуторе. Потом сходила к убитому фашисту и его закопала, — «чтоб не смердил». Когда пришли наши, отдала его документы и оружие старшему командиру — это был капитан Парамошкин...
— Где же ты живешь, горемыка?
— В бане на хуторе.
— И не боишься?
— Теперь мне бояться нечего — своя армия пришла... Но одной трудно — тоска берет. Пока вы здесь, разрешите я у вас поработаю.
— У нас, милая девушка, одна пока главная работа — бить и гнать фашистского зверя, — сказал капитан Парамошкин.
— Воевать я не стану — не девичье это дело. А вот бабью работу какую — стирать, шить, еду готовить, — это могу. У вас найдется такая работа?
И стала Валя Федичева швеей и прачкой при штабе батальона. Пока не пришли пограничники. Она надеялась встретить среди них знакомых — все-таки до войны жила в погранзоне недалеко от застав. Конечно, многие полегли в кровавом сорок первом. Погиб тогда и друг ее отца начальник заставы Несмеянов. Но все равно ведь должен в живых остаться кто-то — в это она верила твердо.
На митинге она сразу узнала Смирнова — тот несколько раз приходил к ним на хутор со старшим лейтенантом Несмеяновым. И как только скомандовали «Разойдись!», она метнулась к нему, радостная:
— Товарищ Смирнов, узнаете?
Он какое-то время вглядывался в нее, а потом зал улыбался во все лицо:
— Никак Валюшка лесникова? Какая ты стала — совсем барышня! — Он крепко обнял ее, будто родную сестренку после долгой разлуки, потом отстранил слегка, разглядывая счастливыми глазами: — Ну, красавица и красавица! Как там старики твои поживают? Как Иван Григорьевич? Как тетка Нюра — все такая же ворчливая?
— Нет моих стариков — убили их фашисты. — И она рассказала, как все это случилось.
Старшина, как маленькую девочку, подвел ее за руку к своим начальникам:
— Мы горевали: нет местных жителей. Докладываю: вот местная жительница — Валентина Федичева, дочка лесника, большого друга несмеяновской заставы.
— Как говорится, дети друга — наши друзья, — сказал замполит Ипатов.
— Хотел мобилизовать в евой батальон, — сказал капитан Парамошкин. — Но что поделаешь — ее сердце отдано пограничникам...
Пасмурным октябрьским днем 1944 года сдал пограничникам участок государственной границы командир отвоевавшегося здесь стрелкового батальона капитан Парамошкин. Перед тем как расстаться, сказал озабоченно, как говорят пожилые хозяйственные мужики:
— Ты лично, капитан, и твоя застава везучие. Даю полную гарантию: года два-три проживете безбедно — амбар, конюшня, огромный сарай с сеном — вон сколько добра уцелело! Твои соседи справа и слева на голенькое место пришли — только траншеи да землянки, да и те водой залиты.
— Насчет везучести и безбедности ты крепко завернул, дорогой капитан. Конюшню, понятно, мы приспособим под жилье, но только на самое первое время — четыреста метров от границы все-таки. Опасная близость, рискованная... Будущим летом мы обязательно перенесем заставу поглубже в тыл, хоть и в землянки. А сарай, амбар с ригой ликвидируем при самой первой возможности, — решительно сказал капитан Клюкин. — Разъясняю для ясности: эти строения удобны не для нас, а для господ нарушителей.
Капитан Парамощкин обиделся:
— Я полагаю, у этих закордонных деятелей мы надолго отбили охоту насчет разных штучек против нас. И уверен, житье у вас будет более или менее спокойное.
— А ты, капитан, приезжай к нам в гости этак через годик, и мы тебе подробно расскажем об этом нашем спокойном житье-бытье.
— Если отвоююсь к тому времени, с удовольствием приеду. Да ведь не пустите запросто, хоть и воевал здесь.
— Это ты прав — запросто не пустим, — рассмеялся капитан Клюкин. — А ты соответствующий документ оформи — и будешь нашим желанным гостем.
На том и разошлись, скрепив подписи под актом передачи фронтовой чаркой...
И еще под одним документом, не столь уж ответственным в сравнении с этим государственным актом, стояли подписи обоих капитанов: пехота передала пограничникам семилетнего упитанного мерина, у которого была необычная для коня кличка — Игорек, с ним также сбрую, исправные сани и полуразвалившуюся бричку.
Капитан вытаращил на комбата удивленные глаза: конь и для пехоты, обремененной воинским имуществом, был не лишним. Но ничего не сказал, опасаясь, что пехота может передумать. Комбат заметил удивление начальника заставы, сказал голосом, полным великодушия:
— Мы добрые, товарищ начальник заставы. Владей. А нам, полагаю, бои предстоят в недалеком будущем, добудем у фрица и настоящего першерона... Видишь, какой он добротный, наш Игорек. В твоем небогатом хозяйстве вполне пригодится. Тем более — сено есть.