Погребенные

Обнаружив, что я согнулась в три погибели и не в состоянии идти, он остановился. Музыка смолкла ровно в тот момент, когда за нашими спинами с грохотом захлопнулась тяжёлая дверь. Здесь пахло хлоркой и чистотой, а ещё блевотиной, которую я оставила на чёрной плитке и ботинках Эттвуда.

– Да твою ж мать! – выругался Габриэль, когда меня снова затошнило.

Волосы, которые к этому времени превратились в противные сосульки, от лица взмыли к затылку. Он собрал импровизированный хвост у меня на макушке и, кажется, обозвал каким-то очень нехорошим словом.

– Прости, – стараясь отдышаться, пробормотала я.

Он ничего не ответил. Подловив удачный момент, схватил за руку и потащил дальше. Одна туфля слетела с меня на середине пути, другая же потерялась минутой позже. В туалет с красным освещением я попала босой и физически, и морально разбитой.

– Пей, – рявкнул Габриэль, ткнув меня лицом в струю холодной воды. Одной рукой он по-прежнему держал волосы, пока другой грубо, но заботливо омывал шею и подбородок.

Мне резко поплохело, и мысль, что я умру, не заставила себя ждать. Похоже, подумав то же самое, Эттвуд развернул меня к себе и двумя пальцами сжал мои раскрасневшиеся щёки. Чёрные глаза смотрели со злостью и беспокойством.

– Как ты здесь вообще оказалась?

Ответ уже вертелся на кончике языка, но всё полетело ко всем чертям, когда я почувствовала мужское колено у себя между ног. Вряд ли Габриэль сделал это специально. Он всего лишь хотел удержать меня в вертикальном положении, а вот я…

Меня до сих пор трясло. От горячки, от возбуждения. Невольный стон слетел с губ, когда Эттвуд пошевелил ногой, и грубая ткань чёрных брюк дотронулась до пульсирующей от желания точки.

Тусклый красный свет оттенял ярость чёрных глаз, обволакивал сжатые в тонкую полосу чувственные губы. Эттвуд часто и громко дышал, отчего горячее дыхание скользило по моей открытой шее. Прежде чем Габриэль понял, что происходит, я сжала бёдра и задвигалась на нём, чувствуя, как быстро подо мной намокают брюки. Там, под слоем одежды, медленно каменел многообещающих размеров член.

Я представила, как Эттвуд приподнимает меня, усаживает на раковину и помогает раздвинуть ноги. Представила, как лопается повисшая между нами недосказанность. Как он расстёгивает ремень и, наплевав на всё, остервенело берёт моё тело. Я бы даже позволила ему кончить в меня. Не просто позволила, я бы умоляла об этом, судя по всему, окончательно тронувшись умом.

– Твою мать! – выругался он, но было уже поздно.

Я вскрикнула и сжала в пальцах ткань чёрной рубашки на мускулистых предплечьях, ощущая пульсирующую разрядку. Всё ещё прижимаясь к нему, пробормотала несвязное «с днём рождения» и отключилась.

XII

Похоже, до меня добралась инквизиция. Пока я валялась в беспамятстве, связала по рукам и ногам, развела костёр и сунула меня в него. Кожа горела, будто в огне, в ушах трещало, а по лицу и спине стекал пот. Бешено бьющееся сердце разносило звук по телу, и вскоре я вновь услышала то, что преследовало меня каждую ночь: Danny ahabi yabi.

Это дерьмо не выскребалось, не выветривалось, словно проклятье. Чумное пятно. В крови, в мыслях, под ногтями.

– Помойся, мать твою, – разрушил видение металлический бас. Вздрогнув, я заворочалась, чтобы хоть что-нибудь увидеть.

– Ты лицемерная задница… – ответил женский и очень чем-то недовольный голос. Знакомый, но смутно, словно пришёл ко мне из сна.

Дверь скрипнула, и в тёмное помещение, где я находилась, просочилась полоска холодного белого света. Она не достигла кровати, и мне показалось, что тот, кто вышел из другой комнаты, не заметил моего пробуждения. Тень утёрла рот тыльной стороной ладони и открыла другую дверь, а потом так же резко захлопнула.

Принюхавшись, я уловила приторный запах фенола, мокрых полотенец и, совсем здесь не к месту, разлитого рядом с моей головой виски. Странное сочетание. Принюхавшись ещё раз, я попробовала разубедить себя в первой всплывшей в голове ассоциации. Больница. Так пахло помещение, в котором я проснулась после комы. И пот. Но это уже от моих взмокших подмышек.

– Заткнись. Пускай скажет спасибо, что я не размазал…

– Как же я устала от твоей одержимости. Когда же ты наконец…

– Заткнись, Вивиан.

Приоткрытая дверь закрылась, съедая конец предложения. Я снова погрузилась в кромешную темноту и задрожала. От страха. Казалось, я не помню последние десять лет жизни. Попыталась напрячь мозги, но они решительно запротестовали, вызвав волну резкой боли по всему телу. Пострадали даже рефлекторно поджавшиеся кончики пальцев на ногах.

Куда я попала? И что мне делать? Я ведь не в…

– …да пошёл ты!

Следом послышался шлепок.

– Блохастая дрянь, – рыкнул мужчина.

Не в больнице. Вряд ли врачи обменивались любезностями в подобном тоне.

До меня донесся звон разбитого стекла. Подумав, что кого-то сейчас убьют, я вскочила с кровати. Чтобы быстрее отсюда смыться, конечно же. Я не собиралась никого спасать. Мне и за собой-то уследить бывало непросто.