– Когда я вернулся, дома был только отец. – Страшные, присыпанные болью, словно острым перцем, слова звучали безжизненно, но голос был тверд. – Он сказал, что не смог остановить Десанку. Сыну стало хуже, он бредил, Ана тоже, и Десанка металась от одного к другому, а сама уже была слаба, начала болеть. Потом наступила ночь, и пришли они. Отец говорил ей, чтобы не слушала, но… Я не знаю, устоял бы или нет. «Твои дети скоро умрут, и сама ты тоже умрешь, – говорили они. – Ты не сумеешь их спасти и сама отправишься следом. Разве это правильно? Разве ты не хочешь помочь? Что же ты за мать, если допустишь такое?» Десанка плакала, отец пытался успокоить ее, но не мог. А они все говорили, говорили… «Открой, выйди к нам и будешь жить, вы все будете жить». Вечная жизнь – вот что они пообещали.
– Она вышла.
– Отец хватал ее за руки, но она оттолкнула его, замахнулась ножом и ранила, когда он пытался не дать ей отворить дверь. Он лежал на полу и видел, как она взяла на руки нашего сына, подняла с постели Ану. Десанка отворила дверь и вышла, и они…
– Хватит, довольно, – мягко проговорил Небойша.
– Отец не видел, что с ними стало, когда они шагнули в ночь. Его старое сердце не выдержало, он лежал без памяти, когда я нашел его, вернувшись поутру. Он рассказал обо всем и умолял убить его.
– Убить?
– Он винил себя, что не сумел удержать Десанку. Но более всего… – Боян запнулся и продолжил: – Более всего отец боялся, что у него не хватит духу сопротивляться, когда они придут снова. Он не хотел стать одним из них.
– Кем? Ты знаешь, кто они? Что они делают с людьми? Почему добрые христиане превращаются в этих… этих… – Вукашин не мог подобрать слова.
– Я не знаю, кто они! – вскинул голову Боян. Глаза его горели горячечным блеском. – Никто из нас не знал! Но тот монах, что приходил сюда в самом начале мора, называл имя. – Боян облизнул губы и выплюнул: – Вриколакос.
И словно в ответ за окном завыли-застонали, а потом женский голос – серебристый, мелодичный – произнес, перекрывая шум:
– Боян, любимый, зачем ты прячешься от меня? Я пришла за тобой.
Глава четвертая
Десанка – вернее сказать, существо, которое прежде было ею, – находилась вроде бы совсем рядом. Крики в ночи смолкли, теперь слышался лишь призывный женский голос, нежный и желанный, как вода в жаркий полдень:
– Мы ведь семья, Боян! Ты обещал любить меня, беречь и заботиться обо мне и о наших детях. Неужели позабыл свои клятвы? Ты оставил нас, и теперь мы одни. Но ты нужен нам, Боян. Твои дети зовут тебя. Я зову!
– Не слушай ее! – выкрикнул Небойша. – Это не твоя жена, а богомерзкое ночное чудище!
– Папочка, – пропел детский голосок, – ты разлюбил нас с Аной?
Боян дернулся, как от удара, прижал ладони к ушам, замотал головой.
– Мы должны быть вместе, Боян!
Вукашин чувствовал, что внутри него что-то горит, выжигая дотла все самое светлое: веру в Господа, надежду, покой. Как жить и верить, если мертвые оживают и ходят по земле? Если они зовут за собой тех, кто их любит?
– Мне хочется есть! Мы голодны, папочка!
Боян зарычал, как загнанный охотниками дикий зверь, и вскочил, рывком отодвинув от себя тяжелый стол. Вукашин, не ожидавший этого, повалился на пол вместе с деревянным стулом, на котором сидел. Тело Бояна, ослабленное голодом и болезнью, неожиданно налилось невесть откуда взявшейся силой, и он легко отбросил от себя Небойшу, который рванулся к нему, чтобы остановить.
Всего несколько секунд – и он уже был возле двери.
– Остановись, безумец! – закричал Небойша, который успел подняться на ноги. Вукашин тоже встал, и оба они в мгновение ока оказались рядом, но это уже не могло спасти Бояна.
– Нет больше мо́чи! Не могу выносить эту муку! – крикнул он. – Десанка! Петар! – Он шагнул на порог. – Будь все проклято! Где же…
Крик его оборвался, будто слова застряли в глотке. Вукашин, который стоял напротив двери, видел, как к Бояну метнулись черные фигуры. На улице было темно, и того света, что падал из открытой двери, не хватало, чтобы рассмотреть их.
Лишь одно успел увидеть Вукашин, прежде чем сознание покинуло его: красная вспышка. «Что это?» – подумалось ему, и он успел понять, что глаза тварей, обитавших в ночи, светятся багровым, кровавым светом.
Очнулся он от того, как кто-то тряс его за плечо.
«Они пришли за мной! Красноглазые чудища!» – сверкнуло в голове, и Вукашин встрепенулся, подался назад, чувствуя, как сердце неистово бьется о грудную клетку.
– Спокойно, спокойно, дечко! – сказал знакомый голос, и, окончательно придя в себя, Вукашин увидел сидящего рядом Небойшу. Никого и никогда он не был так рад видеть.
– Что я… я спал? – хрипло спросил Вукашин.
– Ты упал без памяти. Я закрыл дверь. Ты все не открывал глаз, и я не мог понять, спишь ты или что похуже.
– Они ушли? – Вукашин покосился на дверь.
– Я заткнул уши и ничего не слышал. Молился – все молитвы припомнил, – потом и задремал. Проснулся – все тихо за дверью. Уже рассвело, дечко. Ночные твари убрались в свои норы.