Погребенный светом (СИ)

Солёность на губах впервые почему-то не радовала Алекса. Ему не становилось лучше, и волна удовлетворения не спешила подниматься в груди. Алекс не понимал, как такое возможно. Ему было… пусто?

Чувствуя, как короткие женские ногти скребут его грудь, пальцы путаются в волосах, а его собственная рука, не слушая сигналов мозга, ползет вниз от поясницы, Гарбер понял: не то слово.

Его рука, спутав светлые волосы, легла на шею, и он с огромным сожалением оторвался от Ланы, чуть отстраняя и поддерживая ее, и заглянул ей в глаза. Они казались неестественно большими, сверкали больше обычного и были полны слез. Крамская действительно их, похоже, не замечала, и вновь потянулась за поцелуем, но Алекс удержал ее. Он продолжал вглядываться в нежное лицо, цепляя взглядом все ее черты и пытаясь разобраться в первую очередь в себе. Что с ним происходит?

Видимо, не выдержав такого пристального взгляда и отчаявшись добраться до его губ, Лана прикрыла глаза и судорожно выдохнула, заставив ещё две слезинки скатиться по ее щекам. Ее лицо исказилось от разочарования и боли, и Алекс ощутил, как ему становится неуютно. Неудобно. Будто он провинился перед этой девушкой, а она сейчас не обвиняет его, а попросту покорно принимает, беззвучно плача.

Стало отвратно. В первую очередь от самого себя.

Ещё не до конца осознав это, Алекс резко выпустил Лану, не обращая внимания на то, что она пошатнулась, и сделал несколько шагов к двери, но почувствовав волну дикого отчаяния, ударившую его в спину, Гарбер не выдержал и переместился прямо у нее за спиной — все равно она знает о нем уже куда больше, чем все остальные.

Он даже не думал о том, где хочет оказаться — лишь бы подальше от нее, лишь бы глотнуть ледяного воздуха, лишь бы заглушить пламя в груди. Он просто стоял, закрыв глаза, и пытался успокоиться. Ветер шевелил его и без того растрёпанные Ланой волосы, а лучи заходящего солнца ласкали кожу.

— Солнце… Совсем как она, правда? — проскрипел рядом с ним старческий голос.

Алекс воззрился на подошедшего. Это был он. Сын Ангела. Опять. И почему многие его жертвы попадали к нему, ища утешение, поддержку? И что, получается, раз он здесь, теперь жертва он сам?

— Она? — зачем-то переспросил Алекс, но тут же развернулся, намереваясь уйти. Ответ был не нужен, он его и так знал, и не хотел слышать. Будто все это неправда, пока не озвучено, а пока все в его голове — это лишь в его голове.

— Кто-то оказывается опутан тьмой, а кто-то светом, — отстранённо, ни к кому особо не обращаясь, проговорил старик, устало вздохнул, покачал головой и побрел к подъезду.

Алекс остановился. Что-то неприятно засвербило в груди от слов Альберта, и он обернулся. Мужчина открыл тяжелую металлическую дверь и повернулся к Алексу, махнув приглашающе. Гарбер не шевельнулся, молча рассматривая старого человека. Слишком давно они знали друг о друге, а вот так вот встретились лицом к лицу впервые, хотя контактировали не раз. Каждый раз был вопрос: сможет Альберт помочь очередной игрушке Алекса или нет.

— …и всех приходится спасать, — протянул старик задумчиво, продолжая мысль, улыбнулся невольному собеседнику и шагнул в темноту подъезда.

***

Алекс задумчиво хрустел сахаром на кончиках пальцев, который легко прилипал к подушечкам и служил ярким показателем наличия в доме лимонных долек. Белые кристаллики мутно блестели, зазывая окунуться в сладкий омут — они будто приглашали Гарбера утонуть в том, что он обычно делал для остальных…

— А ты рискни, — вдруг вывел его из задумчивости чей-то голос. Однако Алекс никак не показал, что услышал это сухо звучащее, но мягко произнесенное наставление. Он задался вопросом, знал ли его седовласый собеседник то, о чем он думал.

— Рискни-рискни, — снова повторил Альберт, и в момент, когда тяжёлый взгляд Гарбера медленно поднялся и встретился с его — подмигнул. У Алекса чуть дернулось веко, но больше он никак своих эмоций не выдал, кроме того, что на его лице отражалась мечта пригвоздить хозяина этого дома к его же собственной стенке. Но, казалось, Альберта ничуть не смутила реакция гостя, и он, будто бы не замечая напряжённой обстановки, начал что-то напевать себе под нос, потягивая чуть подостывший сладкий чай.

— Чем? — глухо прозвучало в разбавленной бормотанием тишине.

Губы Альберта растянулись в широкую довольную улыбку. Он аж подался вперёд, желая лучше видеть выражение лица и глаза собеседника, когда он ему скажет:

— Всем.

Не отрывая взгляда друг от друга, они долго не шевелились, как Альберт вдруг решил озвучить то, что они оба знали, но по разным причинам до сих пор не произнесли вслух:

— Таких ты ещё не встречал, и ты заинтересован.