– Вот ты правильно заметил – «самой сути». Я думаю, что есть у нас, в добавок к самому обычному, на сегодняшний момент, увы, уже астигматическому зрению, еще и зрение духовное. Это особый фильтр – он чувствителен только к боговому, к той песчинке, твоему душевному наперстку, к искре божей, что есть в каждом из нас. Одна искра видит в кромешной тьме другую искру, настоящее родство. Заметь, опять же, слово искренний. Это и есть наша ниточка связи со всеми вокруг. На свежий глаз, искра теплится сквозь все наносное, оттого и восприятие острее. А потом глаз замыливается… но не у всех. У близких, это чувство остается навсегда, потому и можно встретиться с ними через десятилетие и подхватить разговор с того места, на котором расстались.
– Получается, что обычные органы чувств только мешают видеть богово? Оно прячется между кадрами, в инфракрасном, в ультразвуке, так?
– Может быть. Ты же знаешь, лучшее место для пряток – на самом виду.
Миха улыбнулся. Подумав, он добавил:
– Вот интересно – может быть, Бетховену было легче слышать верховную музыку, когда его слух стал ослабевать. Говорят еще Ван Гог, от абсента и лекарства от эпилепсии, стал все видеть в желтых и синих тонах. Я где-то слышал, что свою звездную ночь он рисовал, как видел.
– Не только Ван Гог. Рембрандт косил глазом, Эль Греко – страдал от астигматизма, а импрессионизмом мы вообще, возможно, обязаны сильнейшей близорукости Моне, Ренуара и Дега. Что-то в этом есть… Значит, близкий человек видит твою божественную искру, возможно, в результате некоего нарушения обычного, обыденного зрения. Видит то, что не видят другие и закрывает глаза на, казалось бы, очевидные вещи. А что – подходит… Среди популярных людей с огромным списком знакомцев, редко можно найти настоящего друга – есть какая-то обратная связь. Тогда получается, что тестом на близкого может быть… погоди-ка… например, выкинуть некой фортель, пустить рябь по глади социальной поверхности. Случайных унесет волной, а близкий – станет еще ближе. Мне кажется, в точку!..
– А с чего ты спросил об этом?
– Не знаю. Ну, на самом деле, знаю, конечно, просто не могу объяснить толком. Как различить за тем, что я слышу, то, что ты хочешь мне сказать? Ведь это совсем не одно и то же. Я слышу то, что я хочу услышать, то, к чему я готов. Все остальное отсеивается, падает цифирками на землю. Иногда – поговоришь, и кажется, что вообще никакого контакта не было, словно, души наши прошли
Миха поднял вверх указательный палец.
– Ты мне напомнил Гераклита. Такой же темный! Шучу… Говорят, он в своей книге написал: мудрость – это не знание многих вещей, а познание единой сути враждующих противоположностей. Диалектик хренов. Стало быть, и мы с тобой – звенья одной цепочки, которая тянется высоко. Правда, эту цепочку протащили изрядно и по грязи, и через болота, чего только сверху не налипло.
– Все ты так замечательно правильно говоришь. Противоположности несущественны, словами мы отдаляемся друг от друга. Зацикливаясь на расхождениях, различиях, мы занимаемся душевным
Миха усмехнулся.
– Но если попробовать то же самое на палитре, то выйдет черный цвет.
В этот момент раздался громкий стук в дверку купе. Пару секунд я не мог понять, что происходит. Так бывает, когда просыпаешься не по звонку будильника, а от звонка в дверь. За считанные секунды между трелью звонка и открытием глаз, пока ты усиленно толкаешься наверх, из пучин той жизни, которую мы проживаем по ту сторону сна, твой мозг успевает придумать и поставить небольшую фантасмагорическую историю, в которой звонок играет важную роль. Этот спектакль собран на скорую руку, плохо сшит, и полон странными превращениями и посторонними героями, даже на фоне обычных сновидений. Ты ничего не можешь понять, и в этот момент вряд ли даже вспомнишь свое имя. Звонок звенит второй раз, и мир снова собирается в привычный глазу паззл.
Стук был замысловатый, словно я с кем-то условился заранее, и вот мой таинственный гость объявился. Картинка пришла в фокус. Поезд. Поздняя ночь. Купе на двоих. Миха, отвернувшийся к окну. Приветливый проводник. Кто еще это мог быть? Муха взлетела и сделала медленный круг вокруг лампы. Я потянулся к дверной ручке, сожалея о прерванном разговоре, но одновременно и в приятном ожидании следующего хода судьбы.
10