Погружение

Соматика этого переживания была просто поразительной – все тело напрягалось, меня часто пробивал пот, словно, я действительно выполняю какую-то работу, горло пересыхало, а закороченное сознание искало мантру, молитву, чтобы переждать этот стресс, а на самом деле, чтобы удержать себя в рамках, не выкинуть какой-нибудь фортель – закричать что-нибудь, вскочить, начать задыхаться. Одним словом, не дать повод развернуть самолет обратно в аэропорт, поскольку посадку я любил еще меньше. Но вот звучал сигнал, я немного расслаблялся, по краянея мере, до первой хорошей воздушной ямы. Я где-то прочитал, что даже незначительные скачки самолета, на какие-то десять-пятнадцать сантиметров, переживались пассажирами как серьезная тряска. У страха велики оказались не только глаза, но и остальные органы чувств. Душа ухала в пятки, невзирая на всю мою начитанность по теме.

В таких условиях, конечно, не могло быть и речи о хорошем разговоре – максимум, что я смог себе со временем позволить, это самолетный обед с батареей мини-бутылочек и фильм без насилия на вечно нечистом экране телевизора. И в том, и в другом, я становился на борту всеядным. Как исправный заложник, я надеялся, что если буду выполнять все требования, с вымученной улыбкой на лице, то дело закончится хорошо, меня отпустят. И отпускали. И на время, я старался им больше не попадаться, выбирая при любой возможности старый добрый поезд.

В поезде все было наоборот. Было здорово, когда он набирал ход, и метроном колес выходил на такую частоту, за которой стук терял связь с механикой колеса и зазоров между соседними рельсами, которые зимой становились больше, выдавая особенный, с оттягом, звук. Стук задавал жизни ритм, давал ей основу, солидность, как стук здорового сердца. Поезд баюкал нас, постоянно напоминая, что все в порядке. Даже невыносимая жара имела домашний оттенок, словно затопили печь или камин, затопили щедро, чтобы больше не вставать к огню. Хотелось накрыться пледом, покрутить в руке бокал и задаться каким-нибудь вечным вопросом, таким, что ответ можно было нащупать только засунув руку поглубже и пошарив в самых темных углах.

Поезд располагал к беседе, чего уж там. Кто знает, может быть, выйдет и настоящее погружение? Здесь нельзя было торопиться и загадывать наперед. Был какой-то секрет, непонятная формула, связывающая собеседников, место, время, слова и настроение. Банальность обладала повышенной плотностью, и одолеть ее нахрапом было невозможно, она выталкивала нас обратно, на поверхность, на пустые, никчемные разговоры. В успешном погружении было что-то от прыжка с парашютом – необходимая плавность движений, ни с чем не сравнимый угол обзора, когда видно все большое и ничего маленького, выпадение из контекста обычности – я за скобками своего притяженного существования. В хорошей компании, мы были группой парашютистов, что сплетают в воздухе цветок из сцепленных рук и раскинутых ног. Ну или так это мне представляется, я никогда не прыгал с парашютом.

Все начинается с выбора темы. Как выбрать тему для погружения? Только спонтанно. Можно, конечно, подать начальную идею, но нужно оставаться гибким. Нырнуть и некоторое время грести без направления, не разбирая окрестностей, и только потом – осмотреться. Но даже и в этот момент, не воротить сразу нос, не спешить с оценкой, ради бога, не подводить итогов – не спугнуть прежде времени чудесную русалку. Сделать пару кругов, погурманить нащупанной темой, и придет вкус, заиграет в воде солнечный луч, русалка ударит хвостом, и откроет глазу подводный жемчуг. На какой-то миг подарит ощущение, что все в мире взаимосвязано, и такой замысловатой, но в то же время, абсолютно понятной, сразу и целиком, вязью. Общей теорией поля. Доисторическим пра-языком человека. Ноосферой. Единым Богом. Чистой любовью. И даже из наших крохотных одиночных камер, через маленькое окошко, забранное частой решеткой, мы успеваем заметить чудесные картины лучшего мира. А потом – снова пора на поверхность.

5

Повисла пауза. Сложно переоценить важность этого момента в разговоре, тем более в новом знакомстве. Представьте, что вы долго летели в космическом корабле, нашли подходящую планету, приземлились, вышли из корабля (все это в будущем, конечно, ну или в комиксном настоящем). Датчики говорят вам, что воздух пригоден для вас. Вы медленно снимаете шлем, но не торопитесь вдыхать, наоборот, вы набрали прежде воздуха в легкие и держите его там. Ветер не обжигает вам лицо, легкий дождь не брызжет кислотой. Красные тельца в вашей крови уже растащили весь запасенный кислород, вы медленно выдыхаете, и, прикрыв глаза, резко втягиваете густой воздух, вместе с незнакомыми запахами. Вот так и пауза в разговоре, как монета, крутящаяся на ребре, – будет пан, или все же пропал, молчание, возврат головы в хорошо закостеневший панцирь.