Погружение

– Ну знаешь, тут не все так просто. Вполне возможно, что именно из-за нашей сравнительной немощности мы и оказались победителями. Не имея естественных преимуществ, приходится задуматься о палке, пистолете, гранате, и конечно, главном оружии слабых – толпе. В толпе и ребенка несмышленого спрятать легче, и мамонта завалить иногда получается. Не силой, так умом, не качеством, так количеством, так и пробрались на верхушку пищевой цепочки. Ну и конечно, всеядность – от отходов до фуагра. Недавно пытались создать копию человеческого мозга, да куда-там, мозжечка одного, так для питания пришлось построить целую отдельную электростанцию! А мы с тобой телепаем полдня на одном гамбургере. Нет, это точно, убогость – двигатель прогресса. Заметь, если человек необычайно одарен в чем-то одном, пусть даже гениален, то в нормальной жизни он себе шнурки завязать не может, а уж о реальном участии в продолжении генофонда я и не говорю. Так и животные эти, которые особенным образом приспособились к среде своей, жирафы всякие, птицы эти дальнобойщики, какие-нибудь там коалы, оказались на периферии настоящей эволюции. И теперь умирают пачками, вместе со своей средой, во благо и к умилению победителей – нас с тобой, да рыжих тараканов.

Он поморщился. Видимо, ему, как и мне, не светила перспектива остаться наедине с тараканами. Я иногда представлял себе фильм, почернее, где мы, наконец, благополучно добиваемся превращения планеты в необитаемую пустыню. И вот, в печальном финале, главный герой смотрит на пейзаж за окном, а там что-то такое марсианское, в красных и коричневых тонах, и окно это толстенное, как глубоководный иллюминатор. И на стекло рядом с ним выползает красивый в своей отвратительности, с жирноватым отливом, тараканище. Главный герой улыбается, поглаживает его пальцем, и зовет по имени. Это куда более реально, чем то, что мы успеем создать себеподобных киборгов, которые будут носить нас на руках, записывать наши бессвязные истории и всячески о нас заботиться.

Сменив позу, он подмигнул мне:

– Ну хорошо, допустим. Давай тогда продолжим логическую цепочку. Получается, что группа убожеств, вооружившись от безысходности палкой и камнем, прорубила себе эволюционное окно в прекрасное будущее. Здесь и практически абсолютная безопасность, и возможность контроля над климатом в своей отдельно взятой бетонной коробке, и вполне реальная ощипанная утка, доставляемая, может, не через дымоход, но не менее чудесным образом прямо на стол.

– Что интересно – убожества эти не только не стали сильнее, выше и быстрее, а скорее наоборот. Единственными до сих пор не побежденными врагами остались собственная глупость и обжорство.

– И вот – добившись всего этого толпой, великие и ужасные победители природы, эти гиганты на щуплых ножках, заперлись по своим коробкам и тыкают бледными, немощными пальцами в разные, там, кнопки, экраны, просто в пустоту, залепив себе глаза трехмерным калейдоскопом. Как получилось, что наткнувшись на простую истину, что один ум хорошо, а два лучше, мы снова разбрелись по своим углам? Разве не так? Мне кажется, что пройдет еще пара поколений, и будет совершенно неудивительно встретить человека, который никогда ни с кем не разговаривал вживую, да что там – никогда всерьез не покидал своей черепной коробки! И главное – человек этот будет абсолютно счастлив, совершенно не понимая, о чем мы с тобой сейчас разговариваем, куда и зачем едем. Само слово это приобретет новое значение, как случилось со словом послать, или распечатать.

За окном загремел встречный поезд, несущийся, казалось с около-световой скоростью. То там, то здесь глаз выхватывал лица, свисающие ноги, запотевшие окна. Мне вспомнился чудо-кит с деревушкой на спине. Было непонятно – то ли поезд сожрал компанию людей и уносил их в свою нору, переваривать, то ли люди, как мелкие паразиты, поселились в чреве огромной железной змеи, и она неслась вперед, еще полная сил, но уже обреченная на гибель. Свет в купе притушился, как огромная театральная люстра перед представлением, по стенкам побежали фонарные световые зайцы. Поезд выскочил на длинный кружевной железный мост, и мы воспарили над рекой – время притормозило свой ход, соблюдая баланс с застывшей за окном картиной. Казалось, что мы не мчимся куда-то вперед, а медленно поворачиваемся в своей кабинке, подвешенной к колесу обозрения. Свет выхватил на секунду лицо Михи – он едва заметно улыбался, больше глазами, чем губами.

6